я свет, в вечернем сумраке Анна Павловна суетилась у зеркала, наряжаясь.
Наряжалась она к какому-то особому, никому не ведомому случаю, потому что не надела ни один из сорока шикарных, одноразовых (теперь одежду шили так быстро, что не было нужды носить один наряд дважды, все давно было одноразовое), расшитых камнями комбинезонов, предназначенных специально для торжеств. А вытащила из-под двойного дна комода семьдесят лет назад вышедшее из моды шифоновое платье.
После невесомых «умных» комбинезонов, в которых теперь ходили все, запоминающих форму тела хозяина, регулирующих температуру, не промокающих и не продуваемых, не пачкающихся и, разумеется, шелковистых к телу, после них некогда любимое шифоновое платье показалось Анне Павловне настоящей робой, тугой и колючей, выдуманной единственно для пыток…
Тем не менее платье она уже не сняла, сама не зная почему, а принялась завязывать пышным бантом на шее разноцветный платок.
– Карета подана, ваше сиятельство, – сказал браслет на руке Анны Павловны.
– Сейчас, сейчас, – забегала она в поисках башмачков и, не найдя старинных босоножек, которые тоже где-то до сего дня прятала, натянула первые попавшиеся.
Это были не то туфли, не то черевички, с причудливым зауженным и чуть загнутым носком, серебряные, с парой розовых камушков на взъеме и, конечно, как вся обувь теперь, не промокающие, не пачкающиеся, самостоятельно регулирующие температуру.
Завязав, наконец, бант, Анна Павловна выпорхнула из дома, двери сами неслышно затворились.
В то же мгновение к крыльцу, плывя по воздуху сантиметрах в десяти над травой, на магнитной подушке, приблизилась небольшая каплеобразная ячейка-карета. Дождевые капли быстро-быстро стекали по ее блестящим белым бокам, по стеклу. Дверцы распахнулись, миниатюрный двухступенчатый трап разложился, приглашая внутрь.
Звякнули башмачки, ячейка качнулась, затворила двери и отплыла от крыльца.
– Добро пожаловать, ваше сиятельство. Куда прикажете? – спросил ласковый голос из динамиков.
– Ближайшим путем до кольцевой дороги, потом по Четвертому тракту тридцать километров.
– И далее?
– На тридцатом километре остановиться.
– По указанному адресу нет никакого жилого пункта. Это лес и поля Н***ского хозяйства. Возможно, вы ошиблись, ваше сиятельство. Повторите, пожалуйста, адрес.
– Не ошиблась. Поезжай, как говорю.
– Возможно, вы ошиблись, ваше сиятельство. Повторите, пожалуйста, адрес…
Анна Павловна сморщилась, поняв, что компьютер зашел в тупик и не повезет, пока не добьется другого адреса.
Рванув пластмассовую заглушку со стенки, закрывающую доступ к пульту управления, Анна Павловна принялась нажимать кнопки. Компьютер сопротивлялся пару минут, но Анна Павловна не первый раз обходила систему безопасности.
Наконец тронулись.
Анна Павловна откинулась в кресле и стала смотреть в окно.
Вокруг плыли сотни таких же белых ячеек, мерно, ловко, бесшумно. Шумел только не унимающийся дождь…
Город даже в пасмурную погоду представлял собой благоухающий сад. Всюду цвели яблони, вишни, извилистые улицы-тропинки выстилал шелковый травяной ковер. На холмиках у домов-дворцов островками пестрели разноцветные тюльпаны и нарциссы. Редкая клумба была перекопана и безобразно чернела обнаженной землей, подобно глубокому ранению. В этой клумбе обязательно копошился ловкий робот, сажающий новые тюльпаны.
Браслет на руке Анны Павловны мигнул пару раз красным огоньком, заметив изменение температуры тела, выходящее за рамки безопасных показателей и произнес:
– Вам холодно, ваше сиятельство. И вы… оригинально одеты. Впереди магазин комбинезонов в вашем вкусе, прикажете остановиться?
Тиароновый браслет, последнее слово науки, призванный облегчать, скрашивать и в крайних случаях спасать бесценную человеческую жизнь, умел все: быть для хозяина и секретарем, и врачом, и даже искусным собеседником в случае нападок скуки.
В то же мгновение, когда браслеты впервые и уже навсегда смыкались на запястьях счастливых покупателей, они знали и состояние здоровья, и характер «подопечных». Не умели еще разве что читать мысли, но сенсационное обновление было не за горами.
Первая и главная задача, которую вписывали программисты в острый железный ум браслетов, звучала патетически: «Спасать и сохранять». Следуя ей, браслеты многим вещам научались уже сами, в работе, как то: успокоить разволновавшегося на первом свидании хозяина дежурной дозой успокоительного, незаметно пущенного в вену, подсказать батюшке, забывшему на литургии слова,
