и даже пронзительный скрежет пресса. – Саша, – зашептала Марийка, – знаешь, какое дело? Сегодня у одной девочки, у Ванды, именины в шесть часов, гостей собирают видимо-невидимо! И меня тоже позвали, только у меня подарка никакого нет. Ты придумай, Сашенька, чего бы ей подарить.
Саша задумался. Марийка смотрела на него с тревогой.
– Придумать можно. Ты погоди, я сейчас.
Он взял со стола толстую пачку бумаги и подошел к стальной машине с большим колесом сбоку. Саша просунул бумагу в машину и завертел колесо. Огромный нож опустился сверху и перерезал поперек всю пачку бумаги, точно это был ломтик сыра.
– Эх, зачем я на свет народился! Эх, зачем я тебя полюбил… – запел высоким голосом Банкин.
Марийка подошла к Саше и дернула его за рукав.
– Саш, ты придумал? Ведь скоро уже на именины собираться… Там мороженое «тутти-фрутти» будет…
– Да ну? Раз мороженое «хрюти-шмути», значит, надо что-нибудь придумать. Вот что! Сделаем-ка мы ей альбом для стихов. Подойдет?
– Подойдет-то подойдет, а как же мы сделаем?
– Это уж не твоя забота. Вот кончу переплетать книги для прокурора, соберу разноцветной бумаги и такой тебе альбомчик состряпаю, что заглядишься. Твой подарок лучше всех будет…
– Давай работай, Соловьев, хватит лясы точить! – прикрикнул старший мастер, рыжий Смирнов.
Марийка отошла в сторону и оглянулась вокруг. Посреди комнаты стопкой были сложены до самого потолка листы желтого картона. Повсюду на длинных столах стояли деревянные чашки с густым белым клеем, похожим на манную кашу. Переплетчики сидели вдоль стола на высоких трехногих табуретках. Одни раздирали старые книги на части и ножиком обравнивали лохматые края страниц, другие обклеивали картонные переплеты коленкором. Марийка знала, что разорванные страницы снова склеят вместе, но каждый раз, когда она видела, как равнодушно переплетчики раздирают книги на части, ей становилось страшно и жалко их до слез.
Марийка на цыпочках прошла в тот угол, где работал золотопечатник Курбанов. Вот бы кем ей хотелось быть! Рядом со столом Курбанова стоял шкафчик. Там на деревянных полочках рядами были разложены выпуклые медные буквы, цифры, веночки и разные узоры, которыми украшают переплеты дорогих книг. Были в этом шкафчике и целиком составленные слова. Чаще всего Марийка видела, как Курбанов печатает золотом одно и то же: «Блокнот», «Меню», «Альбом», «Нотабене[19]», «Сувенир».
Вот и сейчас Курбанов выдвинул несколько папок и рылся в них, отыскивая какую-то надпись.
Вытянув шею, Марийка заглянула в шкафчик. Каких только там не было букв! И прямые буквы, и косые, и с завитушками, похожими на виноградные усики. Дальше лежали тяжелые медные лиры, якоря, птички с веточкой в клюве, цветы, пчелки, кораблики и руки с протянутым указательным пальцем.
– Черт!.. – бормотал Курбанов. – Куда этот «ять» проклятый задевался… Поищи-ка на полу…
Марийка стала шарить на полу. Повсюду валялись обрезки бумаги
Нотабе́не – примечание, отметка на память.
