в разговор донна Риарио, – всё это очень, очень неприятно.
– Вот что, Огюст, – дон Гомес впервые назвал меня просто по имени, – мы 20-го отплываем. Я прошу тебя (отец впервые обратился ко мне «на ты») остаться. Ты должен остаться и уладить неприятности, которые вот-вот обрушатся на нашу семью в связи с этим ужасным происшествием. Донну Риарио и Катрин я должен на время увезти отсюда. Надеюсь, у тебя получится.
Ужин был совершенно испорчен. Дон Гомес, не коснувшись столовых приборов, встал из-за стола, сухо попрощался и удалился к себе в кабинет. Донна Риарио сослалась на головную боль и поспешила выйти вон, с трудом сдерживая слёзы. За столом остались мы с Катрин вдвоём.
– Не обижайся на отца, – сказала Катрин, – ему сейчас трудно выбрать правильное решение.
– Я понимаю, – ответил я, – поезжайте.
Часть 9
Невозвращение
20 апреля я простился с Катрин и её родителями. Дону Гомесу с женой и дочерью предстояло на небольшом моторном судне вдоль береговой линии плыть в Альмерию. Из Альмерии на пароме пересечь Средиземное море и высадиться в Мелильи. И по прибытии в Африку каким-то образом добраться до Рабата. Говорили, что из Мелильи в Рабат пустили регулярные конки. Дай-то Бог.
Я с волнением представлял тяготы дальнего путешествия и возможные невзгоды в пути. Но, увы, я оказался плохим предсказателем. Всё случившееся оказалось гораздо хуже…
Когда паром вот-вот должен был войти в территориальные воды Мелильи, с континента внезапно обрушился штормовой ветер. За час он поднял огромную волну. Паром был перегружен: в трюмную палубу кто-то умудрился загнать целое стадо племенных испанских бычков. Большая волна качнула паром вдоль корпуса (капитан не успел или не смог поставить судно под ветер), тяжёлый корпус присел на борт. Скот повалило в сторону крена, и от резкого смещения центра тяжести паром перевернулся.
Погибли все – сто пятьдесят четыре пассажира и семь членов экипажа.
Не стало благородного дона Гомеса, трогательной донны Риарио. Но главное, я потерял мою восхитительную Катрин и с ней смысл новой удивительной жизни, в которой я нашёл себя и своё счастье.
Так я остался с четырёхлетней дочкой Марией и верной прислугой в огромном родовом особняке дона Гомеса и его супруги донны Риарио. Душа предавалась скорби, и я практически не выходил в город. Передо мной день и ночь стояла живая, несмотря ни на что, Катрин.
Пока мы были вместе, я не знал, сколько любви исподволь образовалось в моём сердце за пять лет счастливой семейной жизни. И вот теперь это огромное, искрящееся улыбками милой Катрин количество счастья рассыпалось, как карточный домик. Вместе с ним рассыпался на части и мой личный тысячепалубный «Титаник», собранный из трогательных пазлов новой удивительной жизни…
Первое время, примерно дней десять, наш дом действительно тревожили дознаниями о причинах катастрофы «Титаника». Но вскоре, приняв во внимание мою личную трагедию, люди
