шалопайкой и говорить не приходится. И это её успокаивало. Такой явный расклад не то, что бы её радовал, но утешал.
– Я же тебе сказал,– Фёдору, всё же, пришлось повторить Ирине то, что он уже сказал десятью минутами раньше, – что только ты можешь быть моей женой, и больше никто…
– Упрямый ты, Федя. Ну, стану я твоей. А если нет любви, то надоедим мы друг другу через месяц. Я сейчас и сама не знаю, что меня ждёт в этой долбанной жизни.
– Я рядом, с тобой.
– Да, конечно, со мной. Смешней не придумаешь. Ладно, пойду. Заходи, когда сможешь. Понимаю, что тебе торопиться надо. Люди ждут.
Пригожая встала со скамейки и обняла Федю, и даже поцеловала в щеку. Всю эту картину увидел, выходящий из рощи, в обнимку с дамами, Гера Граков. Он пьяно, но предупредительно и серьёзно погрозил пальцем в сторону давних знакомых. Потом неторопливо застегнул ширинку брюк и потащился дальше.
– Это твой сокол, Ирина?– С сарказмом поинтересовался Плешаков. – Боже мой! И ты, красивая, умная, терпишь это чмо рядом с собой!
– Много ты понимаешь! Ладно! Я пошла. Заходи! И у меня к тебе очень наставительная просьба – не трогай, пожалуйста, Федя, моего… Гракова. Мы с ним сами разберёмся.
– А какой смысл мне его-то трогать, если ты тоже… накуролесила. Не хочу руки об него марать. Но если он, Ира, будет напрашиваться, то…
– Успокойся, не будет. Он человек… нормальный.
– Сомневаюсь.
Ирина не стала дальше ни о чём говорить. Она торопливо пошла в сторону своего дома. Плешаков остался сидеть на скамейке, закурил, глядя ей вслед. Он очень любил Пригожую и жалел её, сочувствовал совсем ещё юной женщине. Но он не в силах был что-либо изменить. Да и не входила такая задача, что называется, в его компетенцию. Ни какой помощи от Плешакова Ирина не ждала и не просила. Да и кто он ей? Так… Бывший одноклассник.
Он притушил пальцами сигарету, бросил окурок в урну и собрался идти в магазин, но тут перед ним нарисовался Гера. Граков уже был один, дамы от него откололись. Устали или пошли искать себе новую компанию, чтобы не ощущать чувство… недопития.
Граков бесцеремонно схватил Фёдора за ворот штормовки, что называется, брал на арапа, и угрожающе произнёс:
– Но ты, фраер вонючий! Ты чего к моей тёлке подкалываешься? Клеишься? Без году неделя тут и… Запакуй слюнявую коробку! Она… Пригожая – подстилка моя! А ты тут не при делах.
Плешаков отдёрнул его руку. Встал со скамейки и сказал серьёзно:
– Не хорошо отзываться так о девушке, которая по своей наивности уделила тебе больше внимания, чем другим.
– Она и тебе уделит… если я захочу. Понял? Если ты мне приплатишь… нормально, то… А так не лезь! Зубы тебе, пацан зелёный, выбью!
– Такой процесс, пожалуй, произведу я. Пойдём в рощу, тошнотик!
– Ты кого это тошнотиком назвал? Повтори?
– Пойдём в рощу, тошнотик! Не при людях
