еще даже не подозревая, на какую экзекуцию дала согласие.
Меня раздели до белья, поставили на невысокий табурет и принялись снимать мерки. Мне было несколько неудобно под внимательным взглядом Жюли, которая, конечно же, не сочла нужным выйти из комнаты. Меня вертели из стороны в сторону, тыкали в спину до дрожи холодным измерительным метром, заставляли сгибать и разгибать руку, вертели туда-сюда, словно тряпичную куклу. В общем, чтобы выдержать все это, определенно, требовалось немалое мужество.
Наконец, снятие мерок было закончено, мне разрешили одеться, и Жюли принялась демонстрировать принесенные с собой эскизы платьев. Она успела набросать их всего лишь за час. Рисовала она отменно, а еще я поняла, почему французов всегда считали законодателями моды. Эскизы оказались великолепны, только ни один из предложенных вариантов не казался мне подходящим именно для меня. Я пыталась представить себя в одном из этих пышных торжественных платьев и никак не могла. Жюли, Лиз или даже моей бывшей однокласснице Виоле они подошли бы без всяких сомнений. Но только не мне. В подобном платье я сразу превращусь в ворону, обрядившуюся в павлиньи перья.
– Неужели тебе ничего не понравилось? – спросила Жюли, наблюдавшая, как я один за другим откладываю в сторону листы с эскизами.
– Они чудесны, но мне бы хотелось чего-нибудь попроще, – нерешительно произнесла я.
Жюли поджала губы. Видимо, такова моя судьба: настраивать против себя всех, с кем мне только приходится здесь встречаться.
– Ты не понимаешь, – сказала она довольно сухо, – на екатерининских балах носят особые платья. Верхнее платье называется парадной робой, и его принято густо украшать золотым или серебряным шитьем, многочисленными каменьями, кружевами, бантами, ленточками… Вся эта пышная отделка делает женскую фигуру особенно хрупкой и в то же время значительной, величественной.
– Неужели ты думаешь, что я могу выглядеть величественной? – спросила я, улыбнувшись.
– Думаю, что можешь. В тебе есть и сила, и порода. Я вижу, что ты сильная… очень сильная. Наверное, ты сама не знаешь своей силы, – Жюли коснулась моего подбородка холодной рукой и чуть приподняла его, заглядывая мне в глаза.
Портниха стояла подле нас молча, не решаясь вмешаться в наш спор.
И тут, к моему огромному удивлению, Жюли уступила.
– Да, ты права, – сказала она, отпуская мой подбородок, – тебе не нужно все это. Подожди, я сейчас…
Она схватила ручку и на обороте листка, на котором был нарисован один из эскизов, принялась стремительными штрихами набрасывать новый наряд.
Я стояла у нее за плечом, затаив дыхание. На этот раз платье оказалось как раз таким, какое хотела я.
По краю овального, не слишком вызывающего, но достаточно глубокого выреза лифа шел гладкий черный мех. Полоски такого же меха заканчивали рукава у самого раструба. Само платье было белоснежным, с легким, будто морозным, узором по
