Такая вот моя осень…
Опечаленно, скорбно кончила доклад Таисия Викторовна.
Ей не захлопали.
Конечно, хлопать не за что. Не тот момент. Тут ордена да знамена не раздают.
И все же…
Она вопросительно обвела зал. Зал тяжело молчал. Как-то даже враждебно.
– Я н-напомню… – заикаясь, снова заговорила она. – Я выхаживала людей не от кашля… Люди обречённые… Вы можете спросить, и всё же какой процент у них выживаемости? Статистики нету. И не может быть. Это ж люди, на которых махнули рукой… Поставили точку… Один московский академик мне говорил, если удастся спасти из них хоть два процента – уже победа. У меня выжило двадцать процентов. Каждый пятый… Это труды какие… Не баран чихал… Из уходивших туда десятеро моих не ушли. Раздумали. Посторонились от смерточки и вернулись… Они пришли сюда. В коридоре ждут. – Таисия Викторовна повернулась к президиуму. – Давайте покажем их. Послушаем…
– Никаких смотрин! – замахал красным карандашом Грицианов. – Есть мнение…
Его перебили из зала:
– А вы в программку заглядывали?
– На плане, извините, демонстрация больных!
– Подавайте демонстрацию!
– Товарищи! – Грицианов снова постучал карандашом по графину, требуя от зала тишины. – Мы тут посовещались и решили… – Он посмотрел на Кребса, Кребс утвердительно кивнул. – Мы посовещались и решили демонстрацию не проводить. Время поджимает! Вместо тридцати минут докладчик говорила один час сорок девять минут. В свете этого неопровержимого факта, товарищи, регламент явно нарушен. А с больными… – Грицианов еле заметно мягко улыбнулся. – А с больными господа желающие могут встретиться завтра в десять утра в клинике товарища Кребса, где для этой цели специально выделен кабинет и ассистент – товарищ Лопушинская.
Словно разминая затёкшие руки-ноги, по залу пробежался сонный смешок.
Те, в коридоре, узнав, что показывать их не будут, повели себя по-разному. Одна кучка тут же убрела по домам, довольная выше глаз, что «голую спектаклю придавили, как окурок на каблуке». Мол, раз «ничего не светит, так нечего тут и светиться!» Другая кучка, любопытных, бочком вжалась в зал, сбилась тугой стайкой у стеночки и стала наблюдать за залом, за президиумом, за Таисией Викторовной, которая, услышав про злую новостёху, как-то закаменела вся.
– Таисия Викторовна! А вы чего ждёте? – удивлённый тем, что она всё ещё на трибуне, спросил Грицианов.
В глазах у него горел ядовитый восторг.
– Вам смех, а нам и полсмеха нет! – вслух подумала она, жалуясь.
– Отзвонили и с колоколенки! – выстывая голосом, буркнул Грицианов. – Отбомбились же!
– Как же я пойду? – тихо, так что её не могли слышать в зале, разбито проговорила она. – Без демонстрации… Это ж всё голая говоруха…
– А вот вы теперь её и оденьте по последнему писку моды! Спасибо
