Гроссбарты вновь нагрузили Коня, вышли на тропу и принялись карабкаться по следующему склону.
Этот перевал оказался еще выше, так что, потратив бо́льшую часть утра на сложный подъем на седловину, братья остановились, когда их взорам открылся вид на древние пики впереди и предгорья позади. Гроссбарты растеряли энтузиазм, когда через несколько часов спустились на альпийский луг, где тропа терялась в траве и больше не появлялась. Гора, с которой они спустились, за лугом соединялась с другим устремившимся к солнцу пиком. После долгой череды проклятий и взаимных обвинений братья решили продолжать двигаться на юг, потому что где-то там проходила широкая, торная дорога, что вела до самых приморских земель. Еще один спор завершился заключением о том, что более долгая дорога с обещанием конины в конце пути лучше, чем более прямолинейный подход.
Гегель торжествующе хохотал всякий раз, как Болван поскальзывался на камнях, но Манфрид успокаивал Коня и уговаривал его удвоить усилия. В конце концов путники преодолели это препятствие, и наградой им стал еще более опасный спуск к следующей луговине. Там они упали на землю без сил и не поднимались, пока вечерние тени не окутали долину. Гегель набросился на единственное в округе дерево с топором, а Манфрид развел костер и вытер Коня.
Зельц в заплечном мешке Гегеля поспел. Братья поужинали жареным конским мясом и мозгами, беседуя о теологии. Дул ветер, сверкали звезды, а они погрузились в обсуждение Девы Марии и Ее тряпки-сына. Гегель не мог уразуметь, как такая чудесная девица могла родить столь малодушного и трусливого отпрыска.
– Как по мне, все просто, – теоретизировал Манфрид. – В конце концов, мамаша у нас была дерьмовей некуда, а мы вышли просто загляденье.
– Чистая правда, – согласился Гегель. – Но добрый хлеб часто всходит на дрянной земле, так что мы – не такое уж диво, в отличие от ситуации, когда редкостная, благочестивая женщина рождает труса, а не героя.
– Ну, он-то свое огреб по полной. И не скулил.
– И что с того? Не вякать, когда тебя на крест приколачивают, – по мне это бесчестно. Мог бы хоть пнуть одного из них, по меньшей мере.
– С этим спорить не буду.
– Потому что не можешь, пиздюк упрямый. Ты, глядишь, и затянул бы песню о том, что смелее им позволить до смерти себя замучить, только мы оба знаем, что это херня.
– Странное все-таки дело. Похоже, кто-то там половину истории прослушал, а потом переврал, когда пересказывал. Она вроде как невеста Господня, но при том девственница. Девственница, которая с ослом в хлеву спит. А потом рожает сама себе мужа.
Гегель фыркнул:
– Присунул-таки в конце концов!
– Ты за языком следи! – одернул его Манфрид и потянул себя за бороду. – Хватило бы тебе ума послушать, понял бы, как я все раскумекал.
– А ты раскумекал, значит?
– Вот именно!
