убийцу, который вас ранит, всякого мужчину и всякую женщину, которые обратятся против вас, я увижу в морозных рисунках, и в полете птиц, и во снах. Мои глаза увидят, как почернеют ваши души, ослабнут тела, и я охотно окажу любую возможную помощь вашим врагам. Я могла бы убить вас, когда вы только пришли к моему дому, но сдержалась и рада этому. Ибо ваша погибель войдет в легенды.
Услышав эти слова, братья Гроссбарт сразу опознали в них проклятье. Не сводя с ведьмы глаз, Гегель помог брату встать на ноги. Манфрид больше не давил на брата, но ухватил крупное полено, лежавшее у потухшего очага. Праведный гнев придал ему сил, и, толкнув в бок Гегеля, он занес свое оружие.
– Выбора ты нам не оставила, – рявкнул Манфрид. – Я много кого прикончил, но тебя убью с особой радостью.
Он шагнул к Николетте, однако Гегель удержал его.
– Нет, брат, она опасна, – сказал Гегель.
– Да что может ведьма, кроме как проклясть человека? Она нас уже прокляла, и думаю, кажется, я знаю, как это проклятье снять.
Манфрид сбросил руку брата со своего плеча, а Николетта откинулась на спинку кресла и что-то пробормотала.
Манфрид взмахнул поленом, но мешок зубов подпрыгнул с пола, как живой, и врезался Гроссбарту в челюсть. Удар сбил его с ног, так что Манфрид растянулся на земле рядом с креслом. Подняв глаза, он осознал, что светлые пятнышки, которые он сперва принял за огоньки, предшествующие обмороку, – сотни мелких зубов, которые вертятся в воздухе. Один-единственный крошечный зубик оторвался от основного вихря и врезался, глубоко вошел в земляной пол рядом с лицом Манфрида. Он прикрыл глаза руками и принялся громко молиться; молился до тех пор, пока не услышал, как зубы со стуком осыпались на пол. У Гегеля закружилась голова, он словно примерз к месту, а как только зубы упали, его стошнило на холодные угли в очаге.
– Теперь проваливайте из моего дома, пока я с вас шкуру не спустила и наизнанку не вывернула! – приказала ведьма, вновь удобно располагаясь в кресле.
– Храни нас Дева Мария, – прошептал Гегель, вставляя меч в ножны.
Манфрид осторожно взглянул поверх локтя. Он по-прежнему полагал, что пришел их конец. Гегель помог ему встать, и братья принялись вслепую шарить по полу, пытаясь собрать свое снаряжение, не отрывая при этом глаз от Николетты.
Манфрид смахнул рассыпанные зубы со своего мешка и забросил его на плечи. Все тело болело, топор и булава показались куда тяжелее, чем прежде. Поскольку сам он не знал, что произошло с того момента, как он уснул несколько дней назад, пришлось положиться на то, что брат знает, что делает.
Гегель, разумеется, не знал, но подозревал, что если он еще немного времени проведет в обществе Николетты, наверняка сойдет с ума. Помогая пошатывающемуся брату добраться до двери, он в последний раз злобно посмотрел на ведьму. Похоже, пути колдовства были совершенно неисповедимы. Голод подавил страх, и на пороге Гроссбарт обернулся.
– А вот мясо… – начал Гегель.
