мы им ничего о них не сказали, нам хотелось, чтобы наши бабочки были живыми.
Папа перед сном приходил сказать «спокойной ночи» мне и Банифацию и предупредить, что завтра мы идем в поход, и шел в сарай делать зарисовки в альбомчике и спать.
Утром папа сказал: «Махнем в Можайск!», и мы, прихватив Бани-фация и ничего никому не сказав, махнули. Шли через поле в сторону деревни. Вокруг колосилась пшеница, среди неё вспыхивали ярко-синие пятнышки васильков. Над нами висел, как бисеринка, жаворонок и пел нежную песню. Настроение светилось и ликовало, как может быть только в детстве. Я поняла, что мы, наконец-то, идем смотреть плотину. Её почти не было видно с холмика по дороге на речку – так она была далеко. Холмик этот образовался во время войны – рядом с ним были две огромные воронки от разорвавшихся снарядов.
Утро обдавало нас солнышком из-за деревни – мы наслаждались утренней прохладой и напевали с Банифацием какую-то песенку. Папа думал о чем-то своём. Подойдя к деревне, он сказал: «Сейчас свернем направо». И мы свернули в небольшой сосновый бор, в честь которого, возможно, и называлась деревушка – «Конев бор». Песок забивался между ступнями и сандалиями. Слева от нас осталась деревня с неказистыми домишками, а впереди виднелась маленькая речушка или старица, впадавшая в Москва-реку. Речушку мы перешли по мостику и начались совсем незнакомые места.
Мы шли через гречишное поле, которое всё сверкало и переливалось. Солнышко припекало всё сильней и сильней. Мы с Банифацием изнывали от жары и уже еле-еле плелись за папой. Он нас всячески подбадривал, подшучивал над нами – это он умел, как никто другой. Наконец, пройдя небольшой дубовый лес, вышли к плотине. Саму конструкцию я помню плохо. Но она произвела на нас грандиозное впечатление. Как раз в этот момент воду в шлюзе поднимали, и она шумела так, что мы плохо друг друга слышали.
И тут в один момент небо заволокло чёрными тучами, и грянул первый оглушительный гром. Сразу сверкнула молния. Мы перепугались и метнулись в дубовую рощу. Но это не помогло – вода лилась с небес, как из ведра, мы сразу же промокли до нитки. Молнии сверкали прямо вокруг нас. Гром гремел, как будто Илья пророк ехал на колеснице. Было страшно. Когда дождь немного поутих, мы побежали по гречишному полю в сторону деревни. Папа взял Банифация на руки, чтобы она меньше промокла и чтобы быстрее двигаться. Гречиха полегла на землю от дождя. На ней сверкали драгоценные капли. Мы убегали от грозы, а она как будто гналась за нами. Мы решили идти обогреться и подсушиться к тете Нюре, у которой всегда брали молоко. Тетя Нюра гостеприимно пустила нас в дом, дала полотенце, чтобы мы вытерли наши мокрые космы, напоила горячим чаем, дала нам сухие внучкины футболки. Мы довольные отправились в обратный путь. Папа нас поторапливал в предчувствие скандала. А гроза исчезла, не оставив даже намека на облачко в глубоком синем небе. Солнце сияло во всю мощь. Мы грелись и торопились домой.
Дома нас поджидала вторая гроза. Тётя Анюта – мама
