или монастырским скрипторием. Не исключено, что высокий уровень развития древнерусской мысли, свидетельством которого может служить, например, «Слово о Законе и Благодати», способствовал не только возникновению княжеской летописной традиции при Ярославе и ее расширению при его сыновьях, но и формированию независимого летописания, причем не только в Печерском монастыре, который, по мнению некоторых исследователей, вряд ли мог сразу монополизировать летописную работу в Киеве[95]. Обращение к летописным данным о событиях последней четверти XI в. действительно заставляет предполагать существование противоборствующих идейно-политических тенденций, которые, очевидно, пройдя несколько этапов, нашли свое отражение в ПВЛ. Их выявление требует специального исследования, поэтому в этой книге мы ограничимся лишь сопоставлением повести «Об убиении Борисове» с летописной традицией, которую относят к эпохе Ярослава.
1.4. Повесть «Об убиении Борисове» и «Летописец Ярослава»
Повесть «Об убиении Борисове» ориентирована на противопоставление Бориса и Святополка; в ней акцент делается, с одной стороны, на популярности Бориса среди киевлян, потенциально опасной для Святополка, несмотря на то, что Борис отказывается от возможности воспользоваться преимуществами, которые предоставляли в его распоряжение дружина отца и киевское «общественное мнение», а с другой – на противоположных стремлениях Святополка, стремящегося нейтрализовать Бориса обещанием увеличения удела и между тем подготавливающего его убийство. Впрочем, представление о том, что Борис пользовался поддержкой киевлян, в котором нас пытаются убедить памятники Борисоглебского цикла, отнюдь не бесспорно: по сообщению «Тверского сборника», киевляне отказались похоронить его в городе, оттолкнув приставшую к берегу ладью с телом Бориса, которое после этого было захоронено в Вышегороде[96]. Однако не факт, что этой поддержкой располагал Святополк, поскольку повесть «Об убиении», а за ней и «Анонимное сказание», сообщают о том, что смерть Владимира некоторое время скрывалась, но если в первом случае есть основания предполагать, что она скрывалась от Святополка, то во втором случае утверждается, что скрыл ее сам Святополк[97].
Повесть «Об убиении» рисует колоритную картину его действий: «Святополк пришел ночью в Вышгород, тайно призвал Путшу и вышгородских мужей боярских и сказал им: „Преданы ли вы мне всем сердцем?“ Отвечали же Путша с вышгородцами: „Согласны головы свои сложить за тебя“. Тогда он сказал им: „Не говоря никому, ступайте и убейте брата моего Бориса“. Те же обещали ему немедленно исполнить это». В повести «Об убиении» присутствует агиографический элемент «провиденциального историзма», отразившийся не только в том, что князь-страстотерпец заранее знает о «злом умысле» Святополка, но и «окаянный» князь оказывается в курсе того, что первая попытка убийства Бориса не удалась (на этот факт обратил мое внимание В.Я. Петрухин). «Убив же Бориса, окаянные завернули
Кузьмин 1977. С. 177–200. Толочко 2003. С. 53–54.
ПСРЛ 15. С. 128.
ПСРЛ 1. Стб. 130. Абрамович 1916. С. 29. Шахматов 2002. С. 67–68.
