четверо, не споря и не обсуждая поступок бывшего друга, отправились на автобусную остановку.
Елена Михайловна отложила в сторону разделочный нож и прижала ладонь к лицу. Неожиданно заныла скула, как будто ее кто-то ударил, а в сердце появилась зудящая боль. С чего бы это?
Она помешала ложкой в кастрюле, вдохнув ароматный аппетитный пар, и отправилась в комнату за тонометром. Может быть давление подскочило? Хотя обычно на фоне повышения давления у нее болел затылок, а не сердце. Но давление оказалось нормальным. В душе нарастала тревога. И когда с работы вернулся муж, Елена Михайловна с порога попросила его позвонить сыну.
– Да я ему уже второй день дозвониться не могу, – ответил Константин Алексеевич, снимая дубленку и потирая замерзшие руки в предвкушении сытного домашнего обеда. – Вчера вечером звонил, сегодня утром звонил. Не берет трубку, паршивец. Занят, видимо.
– Позвони еще раз! – попросила жена, глянув на него с тревогой.
– Да что за паника? Ты же сама сказала, что он взрослый и самостоятельный, и нечего вмешиваться в его жизнь. – Константин Алексеевич прошел на кухню и сел за стол, всем своим видом проявляя готовность насладиться кулинарными изысками супруги.
– У меня сердце не на месте. Вдруг что-то случилось? Ведь ребенок уже должен был родиться. Почему он сам не звонит?
– Занят, наверное. Освободится – позвонит. Лена, я очень голоден! У меня с утра во рту маковой росинки не было! Давай пообедаем, а потом позвоним.
– Костя, позвони сейчас! – умоляюще взглянув на мужа, Елена Михайловна стала накрывать на стол.
Константин Алексеевич, недовольно поджав губы, все-таки достал свой мобильник и долго вслушивался в уходящие в пустоту гудки вызова.
– Трубку не берет…
Супруга села за стол напротив и твердо произнесла, глядя мужу прямо в глаза:
– Поехали к нему, Костя. Я чувствую, что-то нехорошее случилось. Прямо сейчас поехали!
– Может, я сначала поем? – Но в ее глазах плескалась такая тревога, что он отложил в сторону обеденную ложку, с сожалением взглянул на тарелку супа и, прихватив кусок хлеба со стола, жуя его на ходу, стал собираться в путь.
– Мой материнский инстинкт говорит, что надо срочно ехать, – пыталась объяснить Елена Михайловна, быстро застегивая зимние сапоги в прихожей.
– Странно, что этот самый инстинкт так долго молчал и вдруг, ни с того, ни с сего, заговорил! – ворчал муж, всовывая руки в рукава еще не успевшей отогреться с мороза дубленки.
– Молчал, пока все было хорошо. А теперь что-то стряслось. Поехали, поехали! – она схватила второпях сумочку и, не застегнув шубу, выбежала из квартиры вперед мужа. – Это я во всем виновата! Всю жизнь тряслась над ним как курица над цыпленком. А стоило ему проявить независимость, бросила одного, без помощи, без поддержки, без материнского
