мечом, беспрестанно озиравшийся, другой, насвистывая про себя надоедный мотивчик и останавливаясь лишь, чтобы присвистнуть, увидев очередную обнаженную девицу, нарисованную на штукатурке или шелках.
– Ну чисто дом терпимости, – наконец, восхищенно произнес он, не обращая внимания на трупы детей, валявшихся то там, то здесь, а через некоторые попросту перешагивая. Не выдержав, Абаим одернул его, приказав замолчать, а сам поднялся на третий этаж – туда еще не добрались стражи, и там приоткрывалось знакомое окно.
Он едва не поскользнулся в луже крови, натекшей из трех наложниц, коим бездушно взрезали животы торопливые стражи, побросали кучей, словно скирду, и пошли дальше, – а кровь все еще вытекала, собираясь в большую лужу прямо перед лестницей. Коридор из комнат женской половины уходил в неведомую даль, Абаим лишь бросил взгляд в ту сторону, направляясь к лестнице. Первый этаж дворца принадлежал отпрыскам императора, второй – наложницам, третий неровно поделили две жены, северянка взяла примерно три четверти помещений, жительница Сакара – оставшиеся четыре комнаты. Откуда он это узнал, никогда здесь не бывая? Все просто, неделю назад тщательно расспрашивал стражей, охранявших женщин и детей от нападения нганасанов, охранявших тщательно, но по счастью, напрасно. Когда же эта резня, волею ныне покойного императора, подошла к концу, Абаим вызвал к себе старшего евнуха, того самого, о чей труп едва не споткнулся при входе в женскую половину, и долго выяснял, что происходило во дворце, выведывая все больше о сакарке. Так и узнал, где расположена ее спальня. Оттуда выглядывала она, когда покойный дал сигнал к началу своей смерти, туда и устремился Абаим, движимый единственным желанием лицезреть свою недостижимую – о большем он ни прежде, ни сейчас мечтать не смел.
– Картли́ не трогать! – крикнул он подбегавшим слугам главного советника – ну повсюду они, кишат, ровно муравьи, рыжие муравьи, охрана в терракотовых кожаных нагрудниках, покрытых тяжелыми стальными квадратами, с саблями и кинжалами, как нельзя более подходящими для ближнего боя, вернее, избиения. – Вы слышали мой приказ?
Молчание. Кто-то, очевидно, сотник, остановился и ответил: «Да, господин», – не забыв поклониться в ноги. Он еще подумал, понял ли его воин, ведь это не имя жены, а прозвание, под которым император объявил ее супругой своей.
Еще раз вспомнив о ней, Абаим вздрогнул – что-то загромыхало внизу. Он спешно выглянул в окно. Это уже люди самого звездочета перекрыли площадь перед храмом, часть вошла внутрь и запалила здание, а другая за это время успела вынести что-то, складывая награбленное добро ворохом прямо на стилобат, невдалеке от одиноко лежащего трупа, который до сих пор никто не потрудился убрать.
Все верно. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что произошло в последние дни. Каждый боялся, проиграв, потерять все, потому каждый привел своих людей
