своей товарке, то к другой, плавными движениями перетекая по кругу: где рукой, где хлестким ударом рукава, где распущенными волосами касаясь бубнов, и, в зависимости от прикосновения, легкое или тяжелое оно было, те откликались, то едва слышно позвякивая, то шурша, то звучно громыхая. Ишка порхала меж ними, танец убыстрялся. Уж колокольцы и тарелочки звенели, не переставая, а длинные рукава метались все быстрее, наполняя комнату затейливой вязью звуков. Ишка летала, ровно бабочка, обрамленные цветными ленточками пестрые бубны, были похожи на разросшиеся до невиданных размеров ромашки. Казалось, обретшая невиданную прыть девушка умудрялась одновременно дотягиваться сразу до всех ярких тарелочек, те отвечали ей, страстно откликаясь на любое прикосновение. Пораженный изумительной точностью движений Абаим глаз отвести не мог.
Хлесткий музыкальный рисунок внезапно сменился полной тишиной. Халат сорвался с танцовщицы, полетел в сторону одной из танцовщиц, ударил в бубны, вызвонив странный жалобный наигрыш. Исполнительница враз замерла, опустилась на колени, лбом коснувшись пола.
Ошарашенный Абаим захлопал в ладоши. Его никто не поддержал, странно. Он удивленно огляделся по сторонам, крутя коротко стриженой головой, но никого рядом не обнаружил. Вспомнил с досадой: товарищи неприметно ушли в начале танца, оставив новоизбранного начальника императорской стражи развлекаться в одиночестве. С ним распрощались, но Абаим, увлеченный танцем, не слышал слов, и теперь досадовал на себя: выходило, что товарищи предпочли выразить почтение, оплатить девушек, и, посидев накоротко, удалиться – вроде как он им не ровня, ведь Абаим с завтрашнего дня допущен охранять самого государя. И может видеть самодержца не только по праздникам, а почти в любой день, о чем ушедшие и мечтать не смеют.
Ишка подсела, обняла, нежно куснула за ушко, ласково зашептала поздравления. Абаим притянул девушку к себе, спросил, отчего раньше так не танцевала; та улыбнулась, сверкнув жемчужной белизны зубами, и, с явным нежеланием говорить, изрекла нечто об особом случае, затем, уже без слов, покорно поддалась сгребшим ее в охапку рукам. Так в обнимку они и смотрели на завершение танцев ее товарок, исполнявших неторопливый хоровод. Он чувствовал, как под ищущими ладонями торопливо бьется девичье сердечко. Ишка ласкала его в ответ, осыпала грудь нежными поцелуями, от коих по телу расходилась нега. Абаим разом перестал ощущать себя пьяным и безвольным, только и способным валяться на подушках. Он хоть и выпил прилично, но желание выхлестнуло дурман из головы, заполнив иным опьянением, и при этой смене промелькнула мысль, а не потому ли друзья покинули его, уходя по одному и едва слышно прощаясь. А может еще по одной, редко называемой причине.
Нрав императора суров, если не сказать, жесток, но ладно только это, и не при таких господах служил Абаим. Многие рассказывают про самодержца всякое такое, что лучше и не слышать. Неудивительно, что и охрана меняется так быстро да все не по своей воле. Куда пропадают прежние охранники – никому не ведомо. Верно,
