В конце концов, пару недель спустя моя мать отправилась на почту с жалобой.
С тех пор Генри нечасто появлялся в школе. Ему это было и не нужно. Какой смысл? Глупо сидеть на уроках, слушая про американскую демократию девятнадцатого века, когда живёшь по понятиям сицилийской мафии века восемнадцатого.
Генри. Однажды вечером, когда я был в пиццерии, на улице раздался шум. Выглянув в окно, я увидел мужчину, бежавшего по Питкин-авеню в сторону нашего ресторана и оравшего во всё горло: «Меня подстрелили!» Так я впервые увидел огнестрельное ранение. Вначале я подумал, что он несёт кусок сырого мяса, который в мясной лавке заботливо перевязали белым шпагатом, однако вблизи оказалось, что это его собственная рука. Он закрылся ею от ружейного выстрела. Наш повар, старый Ларри Билелло, отсидевший двадцать пять лет за убийство копа, крикнул, чтобы я запер дверь. Я так и сделал. Я уже знал, что Поли не одобряет, когда кто-то умирает в его ресторане. Впустить раненого мы не могли, поэтому я схватил стул и вынес на улицу, чтобы парень мог присесть, ожидая прибытия скорой помощи. Потом снял свой передник и обмотал ему руку, пытаясь остановить кровь. Это мало помогло – передник промок насквозь за несколько секунд. Я сходил в ресторан и принёс ещё несколько передников. К прибытию скорой раненый был практически мёртв. Когда суматоха улеглась, Ларри Билелло всыпал мне по первое число. Он обозвал меня сопляком. Идиотом. Сказал, что я зря испортил кучу передников, и я помню, как почувствовал себя виноватым. Я чувствовал, что он, возможно, прав.
Примерно в то же время один парень открыл таксопарк рядом с нашим, за углом, на Гленмор-авеню. Назвал его «Такси Ребел». Он был настоящей деревенщиной, откуда-то из Алабамы или из Теннесси. Демобилизовался из армии и вообразил, будто может открыть здесь свой бизнес и конкурировать с Тадди лишь потому, что женился на местной девчонке. Он снизил цены. Он вкалывал круглые сутки. Он ввел специальные скидки для людей, ехавших от метро и последней автобусной остановки на Либерти-авеню в отдалённые районы Ховард-Бич и Рокавей. То ли он не знал, как здесь делаются дела, то ли просто был идиотом. Тадди подослал к нему людей поговорить. Они доложили, что парень упёрся. Тадди пошёл разговаривать сам. Объяснил, что для двух таксопарков здесь работы не хватит. Может, это было и не совсем так, но Тадди уже обозлился и просто не желал его видеть в своём районе. После того разговора Тадди был целый день вне себя и шпынял всех вокруг. Наконец, он позвал меня и велел прийти в наш таксопарк после полуночи. Я не верил своему счастью. От возбуждения не мог дождаться ночи, только об этом и думал. Было ясно, что Тадди что-то затеял против «Такси Ребел», но что именно, я не знал.
Когда я пришёл в таксопарк, Тадди меня уже ждал. В багажнике его машины лежала двадцатилитровая канистра бензина. Мы немного покатались по улицам, дожидаясь, пока в офисе «Такси Ребел» на Гленмор-авеню погаснут огни. Тогда Тадди вручил мне молоток с обёрнутой в тряпку головкой и кивнул на припаркованные автомобили. Я подошёл к
