бушевали лихорадочные страсти. Об этом времени удивительно точно сказал совершенно неведомый Маркусу человек по имени Максим Горький: «Земля Европы еще не успела впитать в себя кровь миллионов людей, а уже снова встает над ней грозный призрак кровавой бойни. По этой прекрасной, обильной творчеством земле ползают миллионы изувеченных войною и грезят о беспощадной мести, и все ярче разгорается вражда, и всюду шипят змеи мщения, и Европе грозит гибель в крови и хаосе… Если существует дьявол или какой-то другой творец бессмысленного зла, – он, торжествуя, хохочет».
Но мало-помалу мальчика стали захватывать громкие действа нацистских митингов. За много часов до их начала толпы людей устремлялись к месту сбора. До отказа заполнялись залы, те, кто не успевал попасть в здание, оставались на улице. Из репродукторов неслись военные марши. Музыка, гром литавр, барабанная дробь возбуждали толпу. Кричали: «Хайль! Хайль! Хайль Гитлер!» Поднималась буря, когда к трибуне выходили вожди партии – Геринг, Гесс, Геббельс… Штурмовики торжественно вносили флаги и штандарты. Возбуждение достигало предела. И тогда появлялся фюрер. Он шел по узкому коридору в беснующемся человеческом море, не глядя по сторонам, суровый и недоступный, правая рука в «римском приветствии», левая – на пряжке пояса. Позади – охрана из великанов, адъютанты и знаменосцы личного штандарта. Прожектора высвечивали лишь его одного. Гитлер резко опускал руку. Дошедшие до исступления зрители смолкали. И фюрер начинал говорить…
Как и полагалось, в младших классах Маркус вступил в юнгфольк – детскую гитлеровскую организацию, куда принимали детей от десяти до четырнадцати лет, в гимназии его торжественно приняли в гитлерюгенд. Скоро он стал штаммфюрером,[12] быстро усвоив простую истину: для того чтобы быть счастливым, нужно иметь силу, выдержку и злое сердце. Он набрасывался на все, что было в библиотеке отца. Военные романы, начиная с геройских подвигов подводника Веддингена и кончая «Семерыми под Верденом», волновали кровь. С упоением он маршировал в строю и выкрикивал слова нацистского молодежного гимна, написанного поэтом Гансом Бауманом:
Дрожат одряхлевшие кости
Земли перед боем святым,
Сомненья и робость отбросьте!
На приступ! И мы победим.
Мы все сокрушим и растопчем,
Огонь и погибель неся.
Германия наша сегодня,
А завтра вселенная вся!
Подобно губке, Маркус впитывал в себя нацистские доктрины об усталости цивилизации, бессилии и дряхлости христианского общества. Сильный должен править, слабый – повиноваться. Будущее за новой расой сильных и безжалостных людей. Нормы поведения нацистов – дисциплина, усердие, повиновение и умеренность – сделались его нормами. И хотя Маркус угадывал в своих соотечественниках сложный комплекс жестокости, грубости, самоунижения и спартанства в сочетании с авантюризмом и продажностью, он хотел быть таким же – не лучше
