Павла и, когда тот пришел, то немедленно затворил все двери и погрузился с ним в какие-то серьезные расчеты, о которых келейник Маркелл отзывался, как о дороге в Преисподнюю.
Весь монастырь замер.
А, между прочим, новый план, посетивший голову отца игумена, был изящен и прост. Он заключался в том, чтобы перестроить старый административный корпус и превратить его в первоклассную гостиницу, способную конкурировать с лучшими гостиницами Пушкиногорья. Дело, разумеется, шло, в первую очередь, о деньгах, а там, где дело идет о деньгах, там, как известно, не следует быть ни слишком щепетильным, ни слишком богобоязненным.
Отец наместник и не собирался быть ни тем и ни другим.
Первое, что он сделал, это выселил из корпуса всех монахов, распихав их по чужим кельям, кого куда, а сам остался в корпусе практически один – если, конечно, не считать келью послушника Андрея, где стояли казначейские компьютеры.
Монахи роптали, но, памятуя о говорящем через отца игумена Духе Святом, открыто выступить побаивались.
А потом началась стройка.
Монахи, удрученные ночными бдениями и борьбой с Дьяволом и иже с ним, таскали кирпичи, мешали цемент, стеклили окна. Трудники сбились с ног, таская песок, утрамбовывая щебенку, клали каменный пол. Медленно, но неотвратимо два монашеских корпуса постепенно превращались в нечто, действительно похожее на средней руки гостиничку.
Список случившихся при этом потерь был внушителен.
Была разбита и потеряна плита с могилы брата Пушкина Платона.
Исчезли ворота восемнадцатого века с серебряными звездочками ручной работы.
Приказала долго жить кованая оградка того же восемнадцатого века.
Пропали многие иконы и среди них – чудесная икона Божьей матери в серебряном окладе, подаренная монастырю покойным отцом Никодимом.
Исчезла навсегда старинная многорожковая люстра, которую сменил какой-то жалкий, закрывший пол-иконостаса бублик.
В один прекрасный день – или, точнее, в одну прекрасную ночь, можно было видеть, как пригнувшись и не издав ни звука, монахи, вооруженные кирками и ломами, собирались в храме возле входа на колокольню, чтобы потом, по знаку отца Павла, быстро подняться на колокольню и негромко застучать инструментом, ломая кирпичи и поднимая над храмом цементную пыль.
Утром того же дня прихожане, ожидавшие как всегда услышать начальные песнопения божественной Литургии, услышали вдруг, что голос хора идет откуда-то сверху. Все знали, что обычно хор пел сначала на левой, а после прихода Нектария – на правой, мужской половине храма. Теперь же он пел с невесть откуда взявшегося вдруг клироса, вознесшегося над головой довольно улыбающегося отца Нектария, который по такому случаю даже встал раньше обыкновенного, сильно удивив тем самым свою паству.
Скоро выяснилось, что трудолюбивые монахи сотворили клирос за одну ночь, вынеся лишние кирпичи и опасаясь
