добра или зла, света или тьмы. Не пытаясь оскорбить чувства верующих или неверующих, я изложил версию бытия, дающую шанс и право на исправление наших ошибок, на исправление нашей судьбы, на исправление событий прошлого. Работа с прошлыми и будущими воплощениями важна с точки зрения понимания и исправления опыта. Все едины и равны перед мирозданием. Я уверен, что мы не должны быть рабами кого-то или чего-то, мы не должны быть рабами друг у друга – это претит нашему существу, которое стремится испокон веков к Божественному началу как к равному себе, но не как к очередному хозяину, который закует нас в оковы веры или лжи, иллюзии или страха. В начале было слово, и слово было Бог. Замечательный писатель Сергей Алексеев, автор потрясающих романов, таких как «Сокровища Валькирии», «Аз Бога Ведаю», «Волчья Хватка» и многих других, говорил, что корень слова «слово» – ЛОВ или СЛОВ (что в целом практически одно и то же) – означает Улавливать или Ловить. Первым сигналом или смыслом, уловленным кем-то и когда-то, был Бог или, по славянской Буквице, – Боги, высшие существа, творящие все сущее.
По своему обыкновению, я заключил в книге не только повествование этой необычной истории, дающей нам очень много пищи для размышления, но и большое количество действительно рабочих практик, которые наш герой будет применять в реалиях его приключений и которые также легко применимы и в нашей жизни. Ничего не беря на веру, но проверяя веру на знание, ты будешь не идти, словно агнец божий на заклание, но станешь ведающим человеком, который знает, а не верит. Ищите практики на страницах моего романа и применяйте их в своей жизни.
Глава 1
Неожиданный вечер
Этим вечером в Москве на Чистых прудах проходило шоу двойников. Зал был амфитеатром и навевал мысли о древних временах, создавая соответствующую атмосферу. Я сидел на самом верхнем ряду, так что было видно не только сцену, но и каждый ряд этого «древнего» амфитеатра.
Шоу ни к чему не обязывало. Зрители просто смотрели, как одни пародисты сменяются другими, показывая свои номера. На сцене уже побывали и Элвисы Пресли, и Чарли Чаплины, и многие другие. Надо отдать им должное, люди профессионально подходят к данного рода состязаниям. Складывалось впечатление, что они, кроме этого искусства пародий, больше ничем в жизни и не занимаются, оттачивая свое мастерство день за днем.
Наступило время следующего номера, и тут же, без объявления сюжетной линии импресарио, на сцену вышел двойник Иисуса Христа, а за ним еще один, и еще один, и еще. Так на сцене я насчитал 33 человека. Тридцать три Иисуса Христа. Необычно и неожиданно, волнительно и трепетно. Зал замер в ожидании. Во всем амфитеатре наступила небывалая тишина. Иисусы выстроились по краю сцены в длинный ряд так, что каждый из них был не простой копией другого, а будто это стоял один и тот же человек. Их молчание и выражение лиц, тела и дыхание вызывали у меня неконтролируемые волны мурашек, а сознание приходило в исступление, сменяющееся грандиозностью чего-то грядущего.
И тут они запели. Запели необычный и протяжный звук. Запели все как один, в унисон. Запели так, что эта тонкая вибрация проникала в каждую клеточку тела. Струящийся звук разливался по амфитеатру, заполняя все кругом. Такой живой и тягучий, такой плотный и легкий, такой знакомый и родной.
От этого звука в груди наливался комок боли и печали, переросший в подступающие к глазам слезы, появилось непреодолимое желание свернуться калачиком и уйти в себя, скрывшись от этого мира. Некоторые люди начали плакать, другие вставали на колени. Невероятное состояние крика души возникло у каждого человека, находящегося здесь. Каждый человек в этот миг созерцал только себя и свою боль, таящуюся в далекой глубине сознания и души.
Мой разум затуманился, а слезы застилали глаза: стало плохо видно и сцену, и амфитеатр, – но в этот миг я заметил какой-то яркий луч, бьющий мне прямо в лицо откуда-то сверху. Я решил посмотреть, что это за свет, и, подняв взгляд кверху, увидел… увидел лучи солнца, и в нос мне неожиданно ударил такой странный песочный запах, возникший в воздухе непонятно откуда.
Я стоял и смотрел на солнце, а моя грудь наполнялась жарким и тягучим воздухом. Когда я опустил взгляд, увидел себя в форме римского легионера, стоящего посреди улицы какого-то южного, неизвестного мне города. Я видел толпы мимо проходящих людей, говорящих на непонятном мне языке, а их слова превращались в бесконечный гомон и крик. Я озирался вокруг, пытаясь понять хоть что-нибудь, пытаясь найти хоть что-то знакомое, но палящее солнце и смесь песка и пыли не позволяли мне осознать что-либо, забирая на себя все внимание, а где-то глубоко в душе вместе с щемящей болью нарастало тревожное предчувствие приближения чего-то необратимого.
Из этого состояния меня быстро вернул на землю центурион Лентул Крисп, как я позже это пойму, подойдя ко мне и сказав что-то на латинском языке. Но я все равно не понял ни единого слова. Это был какой-то странный язык, не похожий на те, что я изучал когда-то в институте. И я просто мотал головой – мол, ничего не понимаю, стоя в оцепенении
