Ваше высочество, – искренне выдохнул Сашка, склоняя голову.
Великий князь тут же брезгливо закрыл ладошкой нос, задохнувшись ударившим ему в лицо запахом перегара:
– Какого чёрта ты являешься во дворец в таком непристойном виде?! Или ты рассчитывал прямиком отправиться отсюда в Сибирь? Так должен тебя разочаровать; Сибирь отменяется.
– Что? – опешил Сашка. И от радости даже позабыл о своих недавних приключениях в доме на Английской набережной, – Не может быть. Как же это?!
– Чернышёв! Я тебя умоляю, не открывай рот! – Александр прижал к носу батистовый платок, – Отойди от меня на два шага и слушай. Скажи спасибо своей матушке, что родила тебя «в рубашке». Император тебя простил. Можешь не жениться на Анастасии. И остаёшься служить в моём штате, – и, увидев Сашкин порыв разразиться благодарностью, тут же предупредил, – Нет! Ничего не говори! Ступай домой и хорошенечко проспись! И чтоб завтра с утра был здесь, как огурец!
Сашка, не веря счастью, прижал руки к груди, поклонился. Но, прежде, чем выйти, прикрыв рот рукой тихо поинтересовался:
– Простите, Ваше высочество, а как же Румянцевы?
– Пусть живут и здравствуют.
– Спа-си-бо! – одними губами беззвучно и выразительно прошептал он и намерился выйти прочь. Но, вспомнив о таинственном разговоре в доме Жеребцовой, вернулся:
– Александр Павлович, я должен Вам кое-что сказать.
– Завтра, Чернышёв! – отмахнулся цесаревич, не давая ему досказать, – Иди спать.
Сашка послушно кивнул и закрыл за собой дверь. Ну, что ж, завтра, так завтра.
Тот же день
Галёрная улица, особняк Н. П. Румянцева
Спать, разумеется, он не мог. Подслушанный им разговор Витворта с Жеребцовой не давал покоя. В квартире на Вознесенской, Сашка никого не застал; Алексей находился на службе в полку. Тогда, наспех приведя себя в порядок, Чернышёв помчался на Галерную улицу сообщить Николаю Петровичу, что опасность миновала.
Дворецкий проводил гостя в кабинет хозяина.
Сашка сразу заметил, что Румянцев имел такой же, как у него самого, тяжёлый и помятый вид: очевидно, Николай Петрович провёл ночь за бутылкой и тягостными мыслями о Сибири.
– Добрый день, Николай Петрович.
– Боюсь, что не такой уж он добрый, – пробормотал тот удручённо.
– Уверяю, что Вы ошибаетесь, – улыбнулся Сашка, – Не стану утруждать Вас беседой. Сразу сообщу главное: император проявил снисхождение. Он не сердится за несостоявшуюся помолвку. Всё хорошо!
Румянцев встрепенулся и просветлел взглядом. Руки его затряслись:
– Александр Иванович. Дорогой Вы мой… Спасибо! Спасибо!
– Это не мне. Это всё Александр Павлович.
– Спасибо, – повторял растрогавшийся князь, – Такая радость! Надо непременно сказать Настеньке. Она тоже не спала всю ночь. Постойте, я сейчас.
И он,
