ни грубым. Скажите ему, что это я донес. Меня он все равно ненавидит из-за расхождения в политических взглядах. А узнать, что это сделали вы, ему было бы неприятно.
– Нет. Каждый должен отвечать за себя. Но вы понимаете?
– Да, – солгал я. – Понимаю и одобряю.
На войне часто приходится лгать, и, когда приходится, делать это нужно быстро и как можно более правдоподобно.
Мы пожали друг другу руки, и я пошел вслед за Джоном. Уже в дверях, перед тем как выйти, я оглянулся на столик, где сидел Дельгадо. Перед ним стоял очередной стакан джина с тоником, и все сидевшие вместе с ним смеялись его рассказу. Его загорелое лицо было веселым, взгляд острым – как у стрелка, и мне стало интересно: за кого он себя выдавал?
Глупо было с его стороны явиться к Чикоте. Но так похоже на него: чтобы было чем похвастать, вернувшись к своим. Когда мы вышли и повернули на улицу, большая машина службы безопасности подкатила к бару Чикоте, и из нее высыпало восемь человек. Шестеро с автоматами заняли позиции у входа. Двое в штатском вошли внутрь. Один из прибывших потребовал у нас документы, но, когда я сказал: «Иностранцы», велел проходить, все, мол, в порядке.
Идя в темноте по Гран-Виа, мы все время ощущали под ногами на тротуаре битое стекло и осколки камней от недавнего обстрела. В воздухе стоял дым, пахло взрывчаткой и пылью от разрушенных стен.
– Где вы собираетесь есть? – спросил Джон.
– Тут у меня мясо для всех, можно приготовить его прямо в номере.
– Я приготовить, – предложил Джон. – Я хорошо готовить. Помню, один раз я готовить на корабле…
– Боюсь, оно будет слишком жесткое, – сказал я. – Корову только что забили.
– Нет! – не согласился Джон. – На войне не бывает жесткое мясо.
По темной улице люди спешили по домам из кинотеатров, где пережидали обстрел.
– А зачем тот фашист приходить в бар, где его знают?
– Не иначе рехнулся.
– На войне всегда так, – задумался Джон. – Слишком много сумасшедших.
– Думаю, тут вы попали в яблочко, Джон.
Придя в отель, мы прошли через дверь мимо поставленных друг на друга мешков с песком, защищавших стойку портье, и попросили ключи, но портье сказал, что у меня в номере два каких-то товарища принимают ванну, он дал им ключи.
– Идите наверх, Джон, – попросил я. – Мне нужно позвонить.
Я прошел к телефонной будке и позвонил по номеру, который дал официанту.
– Привет! Пепе?
Голос в трубке прозвучал сдержанно:
–¿Qué tal Enrique?[5]
– Слушай, Пепе, вы взяли у Чикоте некоего Луиса Дельгадо?
– Si, hombre, si. Sin novedad[6]. Без труда.
– Он про официанта что-нибудь знает?
– No, hombre, no.
– Тогда и не говорите ему ничего. Скажите, что это я на него донес, ладно? Ни слова об официанте.
– Почему? Какая разница? Он шпион. Его расстреляют. Тут никаких сомнений.
– Знаю, –
Как дела, Энрике? (
Да, друг, да. Без неожиданностей (
