Моисеевна глубоко вздохнула:
– Нет, Арсений Васильевич, я останусь дома. Спасибо вам! Если позволите, пусть Володя побудет у вас. Присмотрите за ним! Я боюсь, что они вернутся, и он натворит глупостей.
– Конечно, Софья Моисеевна. Присмотрю. Я зайду к вам завтра. А пока запирайтесь как следует.
Господи спаси, подумал он на лестнице, слушая, как задвигается тяжелый засов.
Нина открыла ему дверь.
– Ну как он? – шепотом спросил Арсений Васильевич.
– Заснул вроде, – так же шепотом ответила Нина, – но спит плохо, вздрагивает, стонет. У него синяк на руке жуткий, папа, и за бок он все хватается. Его сильно ударили, наверное. Как проснется – посмотри, может, врача надо?
Арсений Васильевич кивнул и подошел к дивану. Володя спал, свернувшись, подтянув колени к животу. Нина накрыла его клетчатым пледом, Арсений Васильевич осторожно провел рукой по темным влажным волосам. Володя вздрогнул, но не проснулся.
Они просидели около него всю ночь. Иногда Володя стонал, метался, открывал глаза, пытался встать, но Нина ласково уговаривала его, что-то шептала, он опускался на подушку и засыпал снова. Утром она заснула на кресле рядом с ним, и Арсений Васильевич укрыл ее своей курткой, а сам остался сидеть на стуле, присматривая за обоими.
Володя проснулся и сел на кровати:
– Я заснул, господи! А мама… мне надо идти, скорее! – забормотал он.
Арсений Васильевич удержал его за руку:
– Мама знает, что ты у нас. Не спеши. Пойдем с тобой чайку попьем, поговорим.
Володя встал, но тут же сел обратно и сморщился. Арсений Васильевич помог ему подняться:
– Что тут у тебя? Дай посмотрю.
Он поднял Володину рубашку и ужаснулся: левый бок был совершенно черный.
– Мальчик мой, как же так… вот сволочи, ребенка.. ребенка-то за что…
Володя смущенно затолкал рубашку обратно в брюки.
– Пройдет…
– Врача бы надо, Володя. Сильно болит?
– Не очень, когда двигаюсь только… да пройдет, Арсений Васильевич. Папу они сильнее ударили.
И Володя заплакал. Арсений Васильевич обнял его, зашептал что-то ласковое и успокаивающее. Володя всхлипывал все тише, потом успокоился. Арсений Васильевич налил ему чаю:
– Выпей. И хлеб вот – поешь.
– Нине осталось? – спросил Володя, жадно глядя на хлеб.
– Осталось, ешь. Еда есть пока.
Поев, Володя поднялся:
– Я пойду, Арсений Васильевич. Спасибо вам. Простите меня, пожалуйста!
– Да что ты, мальчик… Погоди, Володя. Послушай меня. Ты дома – единственный мужчина теперь, пока отца не отпустят. Давай без глупостей, ладно? Маму и сестренок береги, поддерживай. Никуда не ввязывайся, понял?
– Хорошо, – угрюмо кивнул Володя.
Дойдя до дверей, он вернулся:
– Вы говорите
