с хлебом:
– На, ешь скорее… ну, давай кусочек маленький, жуй как следует…
– Нет, нет… не могу… брать, – шептал Володя.
Нина ловко сунула ему корочку:
– Жуй, хорошенько жуй… давай, давай… сейчас чайку тебе горячего дам, и – смотри – у нас кусочек масла оставался, сейчас намажу тебе бутерброд… кушай, кушай!
– Господи, ешь, ешь скорее… – растерянно бормотал Арсений Васильевич.
Володя вгрызся в хлеб, пряча глаза.
Нина быстро мазала хлеб остатками масла:
– Сейчас, Володенька!
Володя быстро вытер рот:
– Нет, нет! Все, я больше не буду, я вот только чаю глотну… и пойду, правда, мне пора…
Он попытался встать с кресла, но Арсений Васильевич удержал его:
– Сиди… как не стыдно тебе, Володя? Да и нам тоже… мы не догадались, ты не пришел – ну, ослаб бы совсем и помер, и кому лучше? Тебе мертвому или нам без тебя? Или матери с сестрами?
Володя поднял на него отчаянный взгляд:
– Арсений Васильевич! У нас же есть мамин паек! Она на службу пошла! Мы не голодаем! Просто… Анюта маленькая совсем, она плачет, а маме работать надо… и я… ну… простите, что я к вам пришел!
Арсений Васильевич махнул рукой. Нина составила чашку и тарелочку с маленькими бутербродами на маленький поднос и поднесла к креслу:
– Ешь.
Володя хотел было что-то сказать, но она твердо перебила его:
– Ешь немедленно. Пока все это не съешь – не выпущу.
Володя опустил голову.
– Нет. Вам самим не хватает.
Нина молчала. Володя посмотрел на нее.
– Нина?
– Я все сказала.
Володя робко взял чашку, потянулся за хлебом, потом опустил руку.
– Я… не могу один.
– Ничего! – отчеканила Нина, – от голода умирать один можешь, и тут управишься. Больно нежный.
Арсений Васильевич восхищенно посмотрел на дочь. Надо же, как она… справилась. Вот, пожалуйста, мальчик, хоть и опустив глаза и смущаясь, ест эти маленькие убогие бутерброды, пьет чай. Старается есть медленно, но не получается – глотает, жует скорее. Голодный…
С едой было покончено, и Володя, не поднимая глаз, пробормотал:
– Большое спасибо.
– Не кружится голова? – спросил Арсений Васильевич.
– Нет… больше нет.
Нина, не сводя с него серьезного взгляда, выговорила:
– Завтра из остатков муки испеку еще пирожки. Зайдешь после трех.
Володя поднял голову, хотел что-то сказать, но встретил Нинин взгляд и угрюмо, потерянно кивнул.
– А если еще раз такое затеешь – от голода втихаря умирать – ты мне никто, понял?
Володя растерянно повернулся к Смирному:
– Арсений Васильевич…
Тот развел руками:
– А что, сынок? Она все правильно сказала.
Володя
