посылала ему через доверенного слугу немного пищи, не отвратили его от этого намерения.
Однажды, не побоявшись унижения, он вступил в город в очень бедном одеянии и прошёл по самым людным улицам. Горожане, едва завидев, окружили его и – кто шутки ради, кто осуждая его, кто назло его отцу – стали бросать в него камни и глумиться над ним. Мальчишки, радуясь неожиданной забаве, забрасывали его грязью и сквернословили.
Оставили Франциска только тогда, когда на место происшествия явился сам Пётр Бернардоне. В бессильном гневе он схватил сына, доволок до дома и запер в чулане под лестницей, чтобы тот одумался наконец и решил жить как все.
Как бы плохо ни обстояли дела с сыном, Пётр Бернардоне не забывал о торговле. Поэтому он, как обычно, отправился с товаром в путь, а за узником поручил присматривать жене.
Но разве мать, а тем более госпожа Пика, могла бы взять на себя неблагодарную обязанность быть тюремщиком при собственном сыне? Не успел отец отъехать от дома, как она спустилась к сыну и сняла с него оковы. Смутно она чувствовала, что совершается в нём, и ей казалось, что чрезмерная строгость к нему противна воле Божией, которую она угадывала в последних удивительных событиях.
Ласково уговаривая Франциска подчиниться отцу, помириться с ним и вернуться к прежней жизни, она действовала не по убеждению, а по долгу, не желая идти против мужа; когда же она увидела, что сын не поддаётся на уговоры, настаивать не стала: пусть поступает по-своему.
Господин Бернардоне, однако, придерживался другого мнения. Вернувшись домой и увидев, что птичка покинула клетку, он обрушил гнев на жену и в неистовстве отправился в церковь Св. Дамиана, где, как ему сообщили, укрывался его блудный сын.
На этот раз Франциск, чувствуя за собой право служить Господу, не стал скрываться и вышел, прямо глядя отцу в глаза:
– Отец, вяжи меня, избивай, запирай меня в темницу, делай, что хочешь, но знай, что я хочу служить Богу.
Голос Франциска звучал по-новому, он смотрел твёрдо, как полководец.
Пётр Бернардоне, онемев от такой дерзости, чуть не лишился рассудка.
Придя в себя, разъярённый отец, желая с помощью суда заставить сына быть послушным, направился к судьям. Угрожая Франциску отречься от него и лишить наследства, он втайне рассчитывал, что сын, испугавшись, вернется домой. Ему казалось, что поведению Франциска нет никакого оправдания. Он считал, что сын просто охвачен ненавистью и чёрной неблагодарностью.
Но Франциск не пожелал предстать перед судьями: он заявил, что гражданский суд не имеет права судить его в таком деле, и обратился к суду церковному.
Епископом и настоятелем кафедрального собора Св. Руфина был в ту пору Гвидо II, о котором сохранились воспоминания как о строгом и в то же время отечески заботливом пастыре.
– Слушайте! – воскликнул Франциск, – до сей поры я звал отцом Петра Бернардоне, но я желаю служить одному Господу, и я отказываюсь от всего имения отца
