ударил Валерку еще раз. Тот успел вскинуть скованные руки, прикрывая лицо. Удар пришелся по взорвавшейся болью левой.
– Сука, – грустно сказал почечный.
И тут его позвали. Почечный вышел в коридор, оставив дверь кабинета неплотно закрытой.
Вернулся, достал из ящика стола ключ, отомкнул на Валерке наручники.
– Заступничек, значит? – хмыкнул он, – иди терпиле в ножки кланяйся, что пожалела по малолетству и заяву на тебя катать не стала.
Валерка встал со скамьи и почувствовал, как под ногами шатнулся пол.
Ленка ждала его на КПП. Она успела умыться, и было видно, что у нее разбиты губы. Взлохмаченная, с отекшим от слез лицом, в своем разодранном халатике, поверх которого она не догадалась накинуть что-то еще, при виде его, она встала, вскинула руки ему навстречу и так и стояла, пока он не подошел. Обняла, легонько, пальцами дотронулась до его разбитого лица и, зарыдав, уткнулась в грудь.
Поехали к Валерке с Костяном – там были деньги, чтобы расплатиться с таксистом. Костян, видимо, дома так и не появлялся. Валерка достал Ленке свою чистую рубаху, отправил ее в душ, накатил сто грамм водки и, пока Ленка не видит, сам себе, через взрыв боли, вправил двумя карандашами сломанный нос.
Ленка дорогой успела ему рассказать: один из напавших, который с ножом – Егор, сосед с пятого этажа. Он давно уже к ней цеплялся. Она его отшивала, конечно. А тут видимо, напились, их переклинило, и они выломали ей двери. Она едва номер набрала…Валерка успел очень вовремя.
Левая рука вроде функционировала, да и кровь наконец-то начала запекаться. Рукав рубахи окостенел в кровавой корке, начал присыхать к ране. Валерка отодрал ткань рукава, засыпал рану стрептоцидом, туго забинтовал.
На запястьях – ссадины от наручников. Оба глаза заплыли густым фиолетовым цветом. Нос распухший. Несчетное количество синяков. «Василий Теркин вернулся с фронта», – усмехнулся Валерка. Переживать он не стал: встали более насущные проблемы, чем сокрушение о синяках под глазами.
Валерка переоделся, выгреб из своей заначки деньги, дождался из душа Ленку. Велел ей не реветь, никого не бояться, есть и пить все, что найдет в холодильнике и вообще быть как дома. А сам отправился в ее квартиру с выбитой дверью – еще не хватало обнаружить потом факт мародерства.
Дорогой его штормило: в голове гудело, перед глазами все плыло, земля норовила уйти из-под ног, к горлу подкатывала тошнота, а мысли путались. Видимо, зря он водки накатил…
У Ленки он поставил чайник, включил телевизор, побродил по разоренной квартире. Собрал стекла, вернул на место вешалку, выбросил на балкон искалеченную табуретку. Выпил крепкого чаю, разболтав в нем две ложки сахара. Не помогло – тошнота не отпускала. Завесил вход покрывалом с кровати и улегся спать, положив рядом нож – на всякий случай…
Утром легче не стало. Плющило немилосердно, но он попытался разобраться в телефоне. Ковырялся в цветных проводках полчаса, потом телефон
