потряхивая перьями и костями. С ним вместе закружился Кутувья.
Потом Имтеургин уселся перед пологом и начал перебирать связку: волчьи зубы, медвежье ухо, нос росомахи, хвост песца, когти ворона.
Он протягивал в темноту то зуб, то коготь, чтобы духи не посмели даже подойти к шатру.
Над шатром шумел ветер, пересыпая снег, а Имтеургин думал, что это целая толпа духов царапает кожаные стенки.
В это время женщина приоткрыла полог и подала отцу ребенка. Отец взял мальчика обеими руками, ткнул его в одну сторону, в другую, в третью и закричал:
– Вот мое копье! Вот мой топор! Вот мой нож! Всех убью! Уходите, келе!
Кух тоже вышла в шатер и надела меховую рубаху, сшитую вместе со штанами. Она достала из мехового мешка деревянное сверло и стала буравить тонкую, с ямкой посредине, дощечку. Это она добывала огонь. Волосы у женщины стали белые от инея, а от ее голой шеи и груди пошел пар. Долго-долго она вертела сверло, крепко вдавливая его в дощечку. И вот кончик сверла задымился.
Женщина быстро бросила на дощечку кусочек сухого мха и стала дуть. Когда мох загорелся, она осторожно внесла его в полог и зажгла светильню.
– Новый огонь загорелся, – сказала она.
– Новый огонь начался, – сказал отец, и только тогда вошел с ребенком из шатра в полог.
Молодая женщина, жена Кутувьи, набила снегом котел и повесила его над светильней. Потом, пока мать кормила ребенка, она внесла из шатра мороженые оленьи бока, разрубила их на части и положила на нерпичью шкуру.
Люди поели мяса в честь новорожденного и стали советоваться, какое имя дать ребенку.
– Пускай будет Чайгуыргын, по имени дедушки, – сказала Рультына, жена Кутувьи.
– Нет, – сказала Тынатваль, – пускай называется Эккургын.
– Пусть будет как отец – Имтеургин, – сказал Кутувья.
– Верно, – сказал отец. – У меня хорошее имя. Оно мне давало удачу – олени у меня есть, огонь есть, жена у огня сидит, дети мне помогают.
Мальчика назвали Имтеургин.
На другой день Имтеургин-старший спросил жену:
– Сварились языки?
– Нет, – сказала Кух. – Рультына варила всю ночь, а мясо все еще сырое. Огонь маленький.
Кух выловила из котла оленьи языки и положила их на нерпичью шкуру. Имтеургин взял самый крупный язык и, ухватив зубами за кожу, отрезал его острым ножом у самых губ.
Кровавый сок потек у него по пальцам к локтю.
– Да, сырое, – сказал Имтеургин и, облизывая руки, стал есть.
Другие тоже принялись за еду. В пологе было слышно только, как люди жуют.
После еды Кух и Рультына налили каждому в чашку красноватый настой из стеблей шиповника. Чашки были глиняные, раскрашенные в яркие цвета. Их привезли когда-то далекие соседи. Много раз эти чашки трескались и даже разбивались на куски. Но хозяева туго стягивали их ремешками, а щели замазывали грязью.
– Чайник маленький, – сказала Рультына. – Чаю мало осталось.
– Долей
