у него незаурядные способности и высочайшие амбиции. К тому же он… не «обработан».
Массивный подбородок Притчера едва заметно дрогнул.
– Не вижу в этом особых преимуществ.
– Преимущества есть, Притчер. Давайте посмотрим правде в глаза. Вы – неглупый и опытный человек. Вы сослужили мне неплохую службу. Но вы «обработаны». Вся мотивация ваших поступков зиждется всего-навсего на искусственно созданной, беспомощной верности мне. Утратив мотивацию поведения, данную вам от природы, вы потеряли нечто такое… какие-то душевные порывы, которые даже я не в силах в вас восстановить.
– Я этого не ощущаю, – угрюмо буркнул Притчер. – Я прекрасно помню себя – того, каким я был в те дни, когда был вашим врагом. Не думаю, чтобы тогда я был лучше, чем сейчас.
– Естественно, – криво усмехнулся Мул. – Но ваше мнение по этому поводу вряд ли можно считать объективным. Но вернемся к Ченнису. Итак, как я сказал, он амбициозен по природе. Ему вполне можно доверять, поскольку он не признает никаких авторитетов, кроме самого себя. Однако отлично сознает, что он тем не менее существует, вцепившись в шлейф моего могущества. Поэтому он сделает все, чтобы провисеть на этом шлейфе как можно дольше, дабы добраться на этом транспортном средстве к своей цели – славе и могуществу. Если он отправится вместе с вами, его устремления получат дополнительный толчок – хотя бы для него самого.
– Тогда, – настаивал Притчер, – почему бы вам не освободить меня от эмоционального контроля, если вы и вправду считаете, что это пошло бы мне на пользу? Вряд ли теперь я сумею изменить вам.
– А вот это – никогда, Притчер. Пока вы от меня на расстоянии руки, на расстоянии выстрела бластера, вы будете оставаться под жестким контролем. Я отлично знаю, что, освободив вас, в следующую же минуту я буду мертв.
Щеки генерала вспыхнули лихорадочным румянцем.
– Для меня оскорбительно, что вы так думаете обо мне.
– Я вовсе не хотел оскорбить вас, но вы просто не можете себе представить, какие чувства овладеют вами, когда они будут отпущены на свободу, когда ваше поведение вернется в русло прежней мотивации. Человеческий разум сопротивляется контролю. Обычный гипнотизер-человек по этой самой причине не способен загипнотизировать человека, сопротивляющегося гипнозу. Я – могу, поскольку я – не гипнотизер, и поверьте мне, Притчер, сопротивление, которого вы не оказываете и о котором вы даже не помышляете, – это то, с чем мне совсем не хотелось бы столкнуться.
Притчер нагнул голову. Снаружи его охватила мука беспомощности, внутри у него были только тоска и усталость. Он с усилием выговорил:
– Но как же вы можете доверять этому человеку? Я хочу сказать – разве можно доверять ему так же безоговорочно, как мне – «обработанному»?
– Ну, наверное, полностью ему доверять нельзя. Именно поэтому вы и отправитесь вместе с ним. Видите ли, Притчер…
Мул забрался с ногами в глубокое кресло и стал похож на украшенную птичьей головкой зубочистку, сломанную
