столетий мы должны были уже довести искусство разграбления могил до совершенства. Мы же в конце концов теперь научились обнаруживать следы марсианского присутствия в самых отдаленных уголках Вселенной. Спутниковое наблюдение и дистанционное зондирование позволили нам исследовать затерянные города, невзирая на метры твердой породы или километровые толщи воды. Располагая без малого полутысячелетним опытом, пора было уже хорошенько поднатореть в этом деле.
Но все дело в том, что, как бы мы ни умели обнаруживать археологические объекты, по обнаружении их по-прежнему предстоит извлекать на поверхность. И, несмотря на все финансы, вбуханные корпорациями в борьбу за первенство в разгадке марсианских тайн, процесс раскопок своей деликатностью не сильно превосходит вечеринку в борделе мадам Ми. Главное – это сенсационные открытия и большие дивиденды; ну и тот факт, что над душой не стоят – насколько мы знаем – марсиане с жалобами на экологический ущерб, тоже не улучшает ситуацию. Корпорации заявляются на планеты, оставленные прежними обитателями, сшибают, так сказать, с дверей замки и отступают в сторонку, пока Гильдия археологов обдирает эти миры как липку. А после того как основные разработки подходят к концу, наведением порядка, как правило, никто себя не утруждает.
В итоге мы имеем места вроде Участка 27.
Не самое изобретательное имя для города, но зато довольно точное. Участок 27 образовался при раскопе с одноименным названием, в течение пятидесяти лет служил спальней, кафетерием и центром досуга для археологических работников, а сейчас, когда слой ксенокультурной руды был окончательно выработан, стремительно приходил в упадок. К городу мы подлетали с востока. Сам раскоп протянулся поперек горизонта скелетом-сороконожкой, составленным из неподвижно замерших подъемных устройств и покосившихся опорных конструкций. Под свисающим хвостом этой сороконожки брал начало город, хаотично и бессистемно разрастаясь в разные стороны, словно чахлая бетонная грибная колония. Редко попадались на глаза здания выше пятиэтажных, а те, что попадались, выглядели явно заброшенными, будто все их силы ушли в рост, не оставив резерва на поддержание внутренней жизнеспособности.
Обогнув вымерший раскоп со стороны «черепа», Шнайдер выровнял шаттл и начал снижаться, нацеливаясь на кусок пустыря между трех накренившихся конусов, которые, по всей видимости, определяли границу летного поля Участка 27. Над феррокритовым покрытием, не блистающим чистотой, взметнулись клубы пыли, обнажив неровные трещины. В коммуникаторе засипел дряхлый навигационный маяк, требуя идентификации. Проигнорировав его, Шнайдер заглушил основные двигатели и, зевая, выбрался из кресла.
– Всё, ребятки, приехали. Давайте на выход.
Мы прошли вслед за ним в главный отсек и стали наблюдать, как он пристегивает к поясу обрез, сделанный из метателя частиц, который мы экспроприировали в комплекте с шаттлом. Подняв голову, Шнайдер наткнулся на мой взгляд и подмигнул.
– Я думала, это твои друзья, – судя по выражению лица, Вардани была встревожена.
Шнайдер пожал плечами.
