двое детей. Муженек превратился в форменного «бича». Ну и встреча! Что же, вы думаете, было потом?
Лось изобразил на лице недоумение, развел руки.
– Меня хватил солнечный удар. Я, балбес эдакий, опять закусил удила, забил копытом. «Вырву страдалицу из рук злодея!» – Бог мой, какое святое благородство, жажда самопожертвования и самоотречения закипели в этой груди! – Хлопнул себя по брезентовой куртке. – Готов был вызвать на поединок самого страшного дракона! С женой, решил окончательно и бесповоротно, развожусь. Но… спасло от великого жертвенного подвига, что красавица и глядеть на меня не желала. Поздороваюсь – еле-еле кивнет головой, хочу заговорить – не отвечает. Однажды в сельпо оказался в очереди за нею. Ей не хватило сколько-то копеек. Щедрой, дрожащей от радости рукой я положил их на прилавок. Продавщица уже сгребла мою мелочь, но моя прелестница, затребовав лепту обратно, с ехидной усмешечкой швырнула монеты на прилавок передо мной: «Это не мои деньги, а вот этого гражданина! Запишите, я завтра же занесу». Итак, я – «гражданин»! Так-то, Платон Остапович, милый вы мой! Может, хватит? Небось думаете, с чего это старую перечницу потянуло на исповедь?
– Что вы, Тит Турунтаевич? – от чистого сердца отмел подозрения в праздном любопытстве Платон Остапович, заплескав и руками, и глазами. – Рассказывайте, пожалуйста! Интересно необычайно!
– Дальше будет еще интереснее, – усмехнулся, как делал это много раз сегодня, Черканов. – Пока суд да дело, муженек моей, не знаю, право, как и называть теперь, по пьяной драке загремел в тюрьму. Какой человек не нуждается в сострадании? Человек я, как вы могли уже убедиться, сердобольный – поперся к ней домой. Повторяю про себя, что скажу в утешение и в ободрение: «Не крушись, не бойся, в беде одну не оставлю». Встретила меня злым оком. Сесть не предложила. Пришлось беседовать у порога. Вижу, все нехитрые пожитки увязаны – переселенцы, да и только.
– Куда это собираетесь?
– На кудыкину гору!
– Неужели и спросить нельзя? Не совсем мы посторонние: вместе учились все-таки.
Смягчилась как будто:
– Поближе к месту, где муж отбывает срок.
– Когда едете?
– Завтра.
– Может, стоит поразмыслить еще?.. Вашему мужу, человеку молодому и здоровьем не обиженному, за несколько лет ничего не сделается. Вы подумайте о себе, о детях. На новом месте будет трудно отыскать и жилье, и работу. Не лучше ли будет остаться тут? Я бы стал помогать…
– А-а, потому и прибежал, высунув язык, что считаешь меня свободной? Что, в полюбовницы зовешь, кобель такой-сякой? И не мечтай! Катись прочь с моих глаз!
– Вот как! – вернулся Черканов в настоящее время. – Надо было видеть ее, взбеленившуюся, с растрепанными космами, как у ведьмы. И… как же необыкновенна она была в тот миг! Прекрасна? Не знаю. Было в ней что-то завораживающее. Было!.. Но… в такой ситуации, понимаете,
