только прибыл?
– А что? – сказал, кривя губы, Михаил. – Заметно?
– Конечно.
– Это почему же?
– Да вообще. – Скрипицын неопределенно пошевелил пальцами. – Больно уж вид у тебя такой. Этот шарфик, то-сё…
И он неожиданно качнулся к Михаилу и цепко ухватил его за край шарфа.
Широкая его пятерня лежала на отвороте михаиловой тужурки – на самой груди – плотно лежала и тяжело, и, чувствуя эту тяжесть, Михаил отшатнулся резко.
– Да не бойся, – лениво, затягивая слова, сказал Скрипицын.
– А я и не боюсь! – Михаил по-прежнему держал на коленях двустволку, легонько оглаживал затвор. – Чего мне бояться-то?
– Тоже верно, – отозвался Скрипицын. – Нечего. В том и суть.
Он умолк внезапно. Челюсти его сжались. Зрачки дрогнули и застыли, и там, в глубине их, увидел Михаил отражение ночи; они смотрели мимо него, поверх, в морозную тьму.
Михаил поворотился. И побледнел – ему стало страшно. Близко, почти вплотную, стоял за его спиною приземистый, бородатый мужик. Шаткие отблески пламени лежали на броднях и овчинном его полушубке и тускло окрашивали ствол дробовика.
Он возник здесь бесшумно – Михаил не слышал его шагов, и это было непостижимо и страшно. Казалось, он все это время таился где-то рядом, вблизи костра.
«Конец, – решил Михаил, – подловили все-таки. Под-пасли. Они на пару работают – это ясно. Что же делать, о черт, что же теперь делать?»
Было недолгое молчание. Затем старик сказал, сбрасывая с плеч вещевой увесистый мешок:
– Чтой-то вы, ребята, приуныли? И костер у вас тухлый, ай-ай! Один дым…
Неторопливо, усталым движением расстегнул он полушубок. Опустился на корточки. Разворошил забитую снегом бороду.
– Костер – это верно, – отозвался Скрипицын, – плоховат… Заболтались мы тут! – Он натянул рукавицы, грузно двинулся в темноту. – Пойти, что ли, хворосту подсобрать…
– Ты сумку-то скинь, – посоветовал старик. – Оставь здесь – сподручнее будет.
– Что-о? – Скрипицын остановился, и сейчас же лицо его затвердело, оскалилось. – Сумку?
Он стоял вполоборота (была видна опущенная бровь, желвачок на щеке, угол твердого рта), и, глянув на него, Михаил подумал с облегчением: «Нет, эти двое незнакомы! Он сам чего-то боится… Только вот – чего?»
Скрипицын спросил негромко и сумрачно:
– При чем здесь сумка? Ну?
– Да Бог с тобой. – Старик усмехнулся, пожимая плечами. – Иди, коли хошь, с ней – дело твое. – Развязал котомку, извлек из нее котелок, привстал, зачерпнул снежку.
– Иди давай, топай, – ташши дрова! Кипятком хоть побалуемся.
Потом они пили чай. Потом укладывались угрюмо – ладили поздний свой ночлег, разгребали мусор, стлали пухлую хвою.
Костер полыхал теперь высоко и ровно – без дыма. Ветер ослаб, и над сонными путниками, над остриями черных елей обнажилось небо; оно полно было блеска и холода.
– Стужей
