года. Переезд оказался не очень хлопотным: все правительство во главе с Лениным уместилось в трех железнодорожных вагонах. Оставшиеся комитеты перебирались до конца весны. И после того как последний советский бюрократ покинул берега Невы, для моего города началась совсем другая жизнь. Нечто вроде загробного существования.
Петербург служил центром империи двести лет. Ради этого он создавался, вокруг этого вертелась вся его жизнь. И вот он больше не был центром.
Огромный мегаполис стоял почти пустым. Анна Ахматова вспоминала, что заколоченный Гостиный двор на Невском весь зарос травой и на его галереях она как-то нарвала большой букет полевых цветов. В подвалах Зимнего дворца поселились беспризорники. Там еще со времен Екатерины Великой водились знаменитые эрмитажные кошки, прародительницей которых считалась личная кошечка императрицы. К началу 1919-го беспризорники выловили всех кошек и съели, а из их шкурок нашили варежек на продажу.
Не повезло не только кошкам. В зоосаде служители зарезали единственного пережившего революцию крокодила и сварили их него суп. Будущий академик Вавилов писал, что на вкус крокодил показался ему похожим на корюшку.
Именно в этот момент Корней Чуковский и предложил переселить выживших литераторов в здание на углу Невского и Мойки.
Перед самой революцией дом принадлежал банкирам Елисеевым. Да только сразу после начала всей этой неразберихи с красными флагами последний Елисеев сбежал в Париж и дом пустовал. Нижние этажи самовольно захватили кустари, открывшие там чумазые лавочки. Мебель реквизировал кто-то из комиссаров. Елисеевскую прислугу несколько раз пытались расстрелять революционные матросы. От такой жизни последний камердинер Елисеева решил свести счеты с жизнью, выбрался на крышу и стоял на самом краю, то ли молясь, то ли не решаясь сделать последний шаг. Постовой красноармеец крикнул ему: «Если кинешься – застрелю!» Ну и камердинер, разумеется, сиганул с четвертого этажа вниз головой. Вселению литераторов в новое помещение больше никто не мешал.
Под писателей выделили всего одну квартиру. Но этого хватило. Жили Елисеевы на широкую ногу: квартира была трехэтажная, вся в резьбе и золоте, с несколькими спальнями, несколькими обшитыми дубом гостиными, с собственной баней и полностью механизированной кухней, а также с громадным залом размером в целый этаж. Посреди зала была свалена старинная библиотека и стояло несколько скульптур Родена, которые не удалось вывезти, потому что те не пролезали в дверь. Библиотеку писатели в первую же зиму пустили на растопку, а Роден, о которого поэтические барышни когда-то тушили окурки, сегодня выставлен на третьем этаже Эрмитажа.
3
Новые жильцы принялись делить помещения. В «обезьяннике» (полуподвальной комнате для прислуги) поселились романтик Александр Грин и пара совсем молодых драматургов. Молодежь пыталась что-то писать, а туберкулезный и мрачный Грин спивался и
