когда малыш вырастет и его голос сломается и огрубеет, дать ему послушать.
И тем не менее в тот вечер я даже не улыбнулась.
Я толкнула дверь. Вей-Вень лежал на полу, а Куань стаскивал с него штанину, притворяясь, будто воюет с брюками и никак не может их снять.
– Давай быстрее, – сказала я Куаню.
– Быстрее? Но эти штаны такие упрямые – никакого сладу с ними нет! – заявил Куань, а Вей-Вень расхохотался.
– Ты сейчас его раззадоришь.
– Так, штаны, прекратить ваши штучки!
Вей-Вень засмеялся еще громче.
– Он перевозбудится, – продолжала я, – и не заснет. Куань не ответил, но послушался. Я вышла из ванной и прикрыла дверь. Помыла посуду.
Потом я достала прописи. Всего пятнадцать минут – ничего с ним не станется.
Уильям
Она подолгу просиживала возле моей кровати, склонившись над книгой, медленно перелистывая страницы, с головой погрузившись в чтение. Шарлотта, моя четырнадцатилетняя дочь, которой следовало бы найти себе занятие повеселее, нежели часами терпеть мое молчаливое общество. Тем не менее она навещала меня все чаще и чаще, и благодаря Шарлотте с ее вечной книгой день для меня отличался от ночи.
Сегодня Тильда ко мне не заходила, теперь она вообще реже меня навещала и даже нашего семейного врача больше не приводила. Вероятно, деньги и впрямь закончились.
О профессоре Рахме она ни разу не обмолвилась ни словом. Иначе я бы непременно узнал – его имя, произнесенное в этом доме, вырвало бы меня из самого глубокого сна, добралось бы до моих ушей даже на том свете. Видимо, Тильда так и не догадалась о существовании взаимосвязи, не поняла, что сюда, в эту комнату и на эту кровать, меня привела наша последняя беседа и его смех.
Он сам попросил меня тогда прийти. Почему ему вздумалось со мной встретиться, я не знал. Я уже много лет не заходил к нему, а во время редких случайных встреч в городе ограничивался парой вежливых фраз, которые он резко обрывал.
Я отправился к нему в гости в самый разгар осеннего увядания, когда деревья окрасились ярко-желтым, охрой, кроваво-красным, а ветер еще не сорвал листья и не обрек их на гниение. Это было время урожая, тяжелых яблок, сочных слив, сладких груш, ядреной моркови, тыкв, лука, душистых трав – земля готовилась избавиться от всего этого, подарить плоды человеку. А люди могли жить, не зная забот, как в Райском саду. Легко шагая по дороге, я прошел по заросшей темно-зеленым плющом опушке леса и направился к дому Рахма. Этой встречи я ждал с радостью: наконец-то мы обстоятельно побеседуем, как в былые времена, до внушительного прибавления в моем семействе, до магазинчика, который теперь отнимал все мое время.
Профессор, как обычно, встретил меня на пороге, наголо бритый, худощавый, жилистый и сильный. Он быстро улыбнулся – он вечно улыбался как-то вскользь, и тем не менее его улыбки обладали способностью согревать.
