Топаз явилась в том же наряде, что и на картине: в голубом платье и великолепном нефритовом колье (Макморрис одолжил). Помню, меня поразили ее длинные, струящиеся по спине, белокурые волосы. Отец весь вечер лишь с ней и разговаривал, а тетушка Миллисента, облаченная в черный бархатный костюм и длинный кружевной шарф, метала на него гневные взгляды.
В большой спальне ничего не оказалось. Я облегченно вздохнула. Не знаю почему: вроде дух смерти там не витал – просто холодная пустая комната. Груду одежды и два старых кожаных чемодана мы нашли на полу в тесной сумрачной гардеробной. Зеленые жалюзи на окне не поднимались: шнур был оборван; кое-как удалось повернуть планки.
Поверх одной из стопок лежал черный армейский плащ. Как я боялась его в детстве! Он напоминал мне одеяние ведьм. Меня снова обуял ужас, хотя и по другому поводу: плащ и прочая одежда представлялись мне частью покойницы.
– Роуз, я не могу к этому прикоснуться, – пробормотала я.
– А придется, – ответила сестра и принялась деловито перебирать вещи.
Если бы мы любили бедную тетушку Миллисенту, то, наверное, отнеслись бы к ее одежде с ностальгической нежностью. Окажись ее наряды изящными и женственными, разбирать их, наверное, было бы не столь противно. К сожалению, основной гардероб составляли тяжелые темные пальто и юбки плюс толстое шерстяное белье. Больше всего меня угнетали бесконечные ряды старушечьих туфель, натянутых на деревянные распорки. Точь-в-точь мертвые ноги!
– Тут уйма льняных носовых платков, – сообщила Роуз. – Ну, хоть что-то…
Однако носовые платки, а равно перчатки, чулки и жуткая пара изломанных корсетов внушали мне омерзение.
– Нужно хоронить одежду с покойниками, – заметила я. – Чтобы никто ее потом с презрением не перебирал.
– А я и не перебираю ее с презрением, – возразила сестра. – Некоторые костюмы сшиты из превосходной ткани.
Только вещи она запихивала в чемоданы небрежно, без особого почтения. Пересилив себя, я вытащила все обратно и сложила аккуратнее. Призрак тетушки Миллисенты облегченно вздохнул.
– Она строго следила за гардеробом. Чтобы все было почищено, отутюжено, – напомнила я.
– Да какая ей теперь разница! – фыркнула Роуз.
И тут на лестнице послышались шаги…
Душа у меня ушла в пятки, язык прилип к гортани. Я в ужасе смотрела на сестру.
– Да не она это, не она, – тихо просипела Роуз, – Кассандра… это не она.
Но по глазам я видела: думаем мы об одном и том же. Разумеется, ей тоже было жутко в мрачном пустынном особняке. Я знала, что небрежное обращение с одеждой – просто бравада. Только не догадывалась, что шаги напугали Роуз куда сильнее, чем меня. Она-то сразу сообразила: если на лестнице не покойная хозяйка, то скорее всего бродяга, таившийся в подвале, – нас он, конечно, прикончит, а трупы спрячет в чемоданы.
О чудесная, храбрая Роуз! Превозмогая страх, она резко распахнула дверь и выпалила:
– Кто здесь?!
В коридоре
