тема не покажется из ряда вон выходящей ни для художника, ни для фотографа. Но тогда… Тогда над нами властвовали иные времена. В искусстве – в любом искусстве, от балета до архитектуры ! – правил метод социалистического реализма, допускавший лишь один вид противоречия: конфликт хорошего с отличным.
В городском пейзаже общепринятыми считались красоты. Разруха допускалась лишь касательно минувшей войны. А уж смакование проходных дворов – изнанки социалистического города – сразу получило бы ярлык очернительства с тяжкими последствиями для автора.
Я, разумеется, не был профессиональным художником; работы выставлял на некоторых – как бы сейчас сказали, «корпоративных» – выставках. Где не грозила тень идеологической критики и серые дворы шли на ура. Кто-то, помнится, даже заказывал для себя варианты понравившейся акварели.
И вот тогда, еще не задумываясь над терминами, а просто пытаясь преломить мир через свой взгляд, я понял, что имеет право на жизнь направление в искусстве, имя которого составлено вроде бы из взаимно исключающих слов:
ЭСТЕТИКА БЕЗОБРАЗНОГО.
Внутренняя гармония, самодостаточность и зрительная экспрессия натуры, не наделенной ни одним из атрибутов безусловного эстетического образца.
Гармония совершенного антисовершенства
– можно сказать и так.
В общем ничего особенно нового мне в голову не пришло. Именно эта гармония антисовершенства побуждала великих художников прошлого живописать всевозможные руины.
Хотя эстетика ленинградских дворов отличается в корне: руины мертвы; время сгладило углы и выветрило запахи, засеяло обломки цветами и привело все к законченному виду. Дворе же – не развалины, а место жительства живых людей, которые, как ни странно, могут существовать в темных каменных сотах.
Вернувшись после учебы в родной город, я сильно тосковал по Ленинграду.
Причем надо признаться, едва ли ни больше всех мучила меня нехватка именно этих, ужасных на сторонний взгляд, проходных дворов.
Которых, – я могу поклясться – нет больше нигде в целом мире. Подобными не может гордиться ни один другой город – ни большой, ни маленький; будь это хоть дочиста вылизанный Таллинн, хоть раскинувшийся одной гигантской помойкой Каир…
Проходные дворы – атрибут. Не просто атрибут… символ Ленинграда-Петербурга. Такой же неотъемлемый, как золотой кораблик Адмиралтейства. Или двусмысленно направленный свиток в бронзовой руке Барклая-де-Толли, стоящего на краю наркоманского скверика перед Казанским собором.
И я не могу передать словами радость и растроганность от нахлынувших воспоминаний, когда я впервые – совершенно случайно – познакомился с работами Игоря Громова-Дранкина.
(Нет, конечно. Слова о «случайности» – простое лукавство. Велик размах Фотолайна, но в общей массе складываются небольшие кружки людей, которых можно назвать близкими… Разумеется, я имею в виду близость
