череды смертей и воскрешений. Король стал ее личным Творцом и Убийцей.
Трясущимися руками она коснулась белого кружева на груди, еще хранящем каплю крови. Крови было немного. Сам Мельгарт говорил ей об этом. Теперь она помнит.
– Госпожа, что вы делаете? – шепчет Ка'аз-Рат.
Кажется, он испуган. Хотя что может испугать такого, как он?
Ветхая ткань легко рвется. Белые пуговицы горошинами разлетаются по зале.
За серыми пыльными окнами сверкают молнии. Она дрожит, но вряд ли от холода, который ей больше не ведом. Последними она скидывает с ног белые туфли.
Он надевал их и снимал с нее лично. Десятки раз.
– Сжечь, – впервые произносит она, указывая на ворох из белых кружев.
Ее голос дрожит от гнева и отвращения. Теперь только длинные белые волосы скрывают ее наготу.
– Мы должны спешить, госпожа.
Босиком по пыльному мрамору она прошла мимо застывшего в проходе алхимика, бросив через плечо:
– Вели принести мне новую одежду.
Она прошла через открытые двери первой, совсем не чувствуя своей наготы. Лишь привычно коснулась шеи, но не почувствовала ожерелья с изумрудом. Возможно, ветхие звенья не выдержали тоже.
Да будет так.
Достойна ли она короны?…
Да. Ведь Трон Даерона выбрал именно ее. И пришло время отомстить за отнятые жизни ее подданных.
Королева мертвых отлично знала, если смерть пришла за тобой, убежать от нее уже невозможно.
Глава 8. В лаборатории нежити
Парук рухнул в жидкую грязь. Легкие горели. Ему удалось убежать достаточно далеко – крики «Сжечь! Сжечь!», наконец, стихли.
Он тщетно пытался отдышаться, лежа на спине и жадно глотая капли дождя пересохшими губами. Как вдруг желудок скрутило, Парук перевернулся, упершись дрожащими руками в землю. Дождь скрыл шум их приближения, но не запах. Сырость сделала свое дело, усилив то, от чего и прежде хотелось вывернуться наизнанку.
Его еще сотрясали спазмы, когда в шею уткнулось что-то острое, а над ним застыли два мертвеца в потемневших от дождя лиловых накидках со знакомым гербом.
Желудок был пуст, но стоило ему вдохнуть, как внутренности сворачивало узлом, а по телу пробегала судорога.
Нежить была немногословна. Один все еще держал приставленным к его шее клинок, а второй, наспех обыскав, связал руки и ноги.
Парук не знал, откуда только у него нашлись силы, чтобы подняться на ноги. Его шатало. Несколько раз снова рвало по дороге.
А в той стороне, куда вели стражники, вонь только усиливалась с каждым шагом. Даже ослабевший и истощенный, то и дело сгибающийся в спазмах, Парук понимал, что дело его плохо. Не осталось и следа от былой воинственности, проявленной им при случайной встрече с городскими дозорными.
Пришла пора быть честным с самим собой – он обещал не сопротивляться смерти. Она шла за ним, верхом на живых лошадях, в искрах пожарах, которые, без
