ом за этой маленькой группой, усевшейся вокруг стола. Эти трое сидели так в течение четырех часов и перешептывались, а последние полчаса уже и не разговаривали. Прекрасный способ для победы революции, подумал часовой, и презрительно сплюнул во двор.
Хольц, младший из штабных офицеров, вдруг беспокойно задвигался на стуле. Его товарищ, Мендетта, сердито посмотрел на него и предупреждающе качнул головой, но движение Хольца уже отвлекло генерала. Он отодвинул стул и встал.
Часовой оттолкнул свое тощее длинное тело от притолоки, и его взгляд стал менее скучающим. Может быть, что-то сейчас произойдет, подумал он с надеждой.
Кортец отошел от стола и принялся крупными шагами мерить комнату. Его большое мясистое лицо отразило работу мысли. Он резко произнес:
– Ситуация паршивая.
Двое офицеров немного расслабились. Они пришли к этому решению уже полчаса тому назад.
Хольц проговорил:
– Ваше превосходительство, вы абсолютно правы. Положение очень плохое.
Генерал взглянул на него с кислым видом.
– Каким образом плохое? – спросил он, возвращаясь к столу. – Покажите мне здесь, – ткнул он пальцем в карту. – Где оно плохое?
Хольц наклонился вперед.
– Насколько я понимаю, – начал он, – у врага значительные силы. Они хорошо расположены, и у них артиллерия. Если мы попытаемся закрепиться здесь, то можем попасть в окружение. По количеству живой силы они превосходят нас в четыре раза, а наши люди утомлены. Они даже утратили мужество. За последние две недели мы только и делаем, что отступаем. – Он постучал по карте. – Против артиллерии нам эту позицию долго не удержать. И тогда уж отступать будет слишком поздно. Я думаю, мы должны убираться немедленно.
Генерал провел пальцами по коротко подстриженным седоватым волосам.
– А вы? – спросил он, посмотрев на Мендетту.
– Нам придется оставить орудие, – медленно проговорил Мендетта, понимая, что затрагивает тот пункт, вокруг которого и концентрируется вся ситуация. – Нам не хватит времени поднять орудие по горным дорогам. Противник появится здесь примерно через три часа. В случае отступления орудие придется оставить.
Кортец улыбнулся:
– Орудие пойдет с нами. Можете в этом не сомневаться. Мы отняли это орудие у врага и тащим его уже три сотни миль. Мы не оставим его теперь.
Двое офицеров переглянулись и пожали плечами. Этого следовало ожидать. Они это предчувствовали. Рано или поздно это проклятое орудие станет угрозой для самого существования потрепанной отступающей армии. И если бы еще у них были снаряды. Орудие бесполезно. Оно, однако, представляет собой символ той единственной победы над врагом, которую одержал генерал Кортец в своем молниеносном рейде. Он ни за что не расстанется с таким символом. Если его и вынуждают отступать через горы, все равно орудие должно следовать за ним.
Хольц сказал:
– У вашего превосходительства, несомненно, есть планы?
Между двумя офицерами и генералом оборвались все нити сочувствия. Пускай старый дурак как хочет, так и выбирается из этого положения. Если сможет. Они не желают подвергать опасности свою жизнь ради захваченного бесполезного орудия. Они достаточно молоды, чтобы пережить поражение. Они-то могут завоевать новую славу хоть на другой день. А Кортец постарел. Его время подходит к концу.
Генерал чувствовал их враждебность. Он понимал, что они с легкостью бросили бы орудие, чтобы спасти свою шкуру, но пока здесь командует он и они будут делать то, что им говорят. Он их достаточно хорошо знал. Они могут думать, что он сумасшедший старый дурак, они могут даже ворчать, но если он прикажет взять орудие с собой, они повинуются.
Он снова присел к столу:
– Один из вас возьмет четырех солдат и задержит противника. Ваше вооружение – пулемет Люиса и четыре винтовки. С пулеметом Люиса вы сможете задерживать их достаточно долго, чтобы дать армии оторваться. Вы поняли?
Двое офицеров сидели как пораженные громом. Он потребовал, чтобы один из них пожертвовал жизнью ради пушки. Но этого еще мало. Он жертвовал единственным пулеметом Люиса. Этот пулемет имел чрезвычайную ценность потому, что у них было для него изрядное количество патронов. И все это ради дурацкого, ржавого бесполезного полевого орудия, символа единственной победы генерала.
Мендетта сказал:
– Противника, конечно, можно задержать, ваше превосходительство. Но в конце концов они прорвутся. Тогда будет слишком поздно отступать. Потеря пулемета будет серьезной потерей.
Кортец покачал головой:
– Если мы перевалим через горы, Пабло не станет нас преследовать. Борьба
