все это выдавало в хозяине квартиры большого любителя дерябнуть между делом бутылек-другой.
– И я говорю, – повторил он, стрельнув острожным взором в сторону гостей. – С тех пор, как погорел, значит, ихний приют, так они у нас и воркуют, голубки… Наши дети, значит, уже выросли, в доме они живут своем, так что места у нас хватает… Хорошо, дай Бог, эти детки живы остались… Хотя руку на сердце ежели положить, какой там хорошо… Старшая девка-то едва без глаз не осталась… Да-да…
«Старшая девка, – мысленно произнес Борис, испытывая непреодолимое желание встать и уйти прочь из этого гадюшника. – Он что, даже не знает имен девочек, которые у него живут?!»
В отличие от него, Елена обратила внимание на другое.
– Что значит – без глаз? – спросила она напряженным тоном.
– Ну, эта… балкой по голове вашей девчонке грохнуло, – энергично жестикулируя единственной рукой, пояснил Павел Егорович.
– Марине? – уточнил Борис, и тот, помедлив, кивнул.
– Да вы не бойтесь, – успокаивающе проговорил Павел Егорович. – Видит, конечно, она хреново, но пусть хоть как-то… Не ослепла, и то радость.
На кухню вошел крошечный мальчуган лет четырех. На нем была измятая майка, заляпанная коричневатыми пятнами чая, и исчерканные фломастерами трусы. Нос и щеки малыша тоже были в цветных разводах, словно тот играл в индейцев, пытаясь нанести себе боевую раскраску. Левая нога мальчика была перебинтована, развязавшийся конец волочился за ним, как поводок от сбежавшего щенка.
– Пливет, – сказал он, с серьезным видом разглядывая своих будущих опекунов.
– Привет, Дима, – заулыбалась Лена. – Ты чего такой чумазый?
Ребенок ткнул грязным пальцем в мясистую тушу сотрудницы детского дома, маячившую в коридоре.
– Тетя Катя сказала, что сюда едут толстая тетка и лысый очкалик, – понизил он голос, как если бы сообщал военную тайну. – А плиехали вы. Это вы?
Улыбка на лице Елены померкла, губы превратились в тонкие нитки.
– Уж чья бы корова мычала, – обронила она, сцепив пальцы в «замок».
Борис смущенно кашлянул.
– Ну, вы тут поболтайте, я щас приду, – засуетился Павел Егорович, торопливо вылезая из-за стола.
Мальчик подошел вплотную к Борису.
– У нас в садике тоже был очкалик, – сообщил Дима, ковыряясь в носу. – Только он был не лысый. А вы нас плавда забелете?
Борис перехватил многозначительный взгляд супруги.
– Гм… Конечно, Дима, – сказал он, одновременно чувствуя странную нерешительность в голосе. – И тебя, и Марину с Сашей…
Глазенки малыша заблестели, словно начищенные монетки.
– Это здолово! А то тут скучно! Дядя Паша пьет водку. Даже ночью, когда тетя Маша спит. А если она видит, как он пьет, она его бьет. Плям по молде.
– Тетя Маша? – машинально
