с лязгом выдвинул стальной запор, приоткрыв дверь.
На снегу, опершись на костыль, стояло сгорбленное существо неопределенного пола и возраста.
Из-под засаленной вязаной шапочки свисали пакли грязных волос, обрамляя высохшее лицо землистого цвета. Пергаментно-блеклая кожа обтягивала череп так плотно, что казалось, она вот-вот лопнет и осыплется, словно труха, обнажая голую сухую кость. Шелушащиеся губы покрыты незаживающими язвами, под студенисто-воспаленными глазами дряблые почернелые мешки.
– Керосин? – недоверчиво произнес Сапог, выступая вперед.
– Привет, братуха, – проскрипело нечто, и Сапог, помедлив, заключил изможденное существо в объятия.
– Я знал, что тебя выпустили сегодня, – заявил Керосин, будто бы информированность об освобождении Сапога было высшим и почетным достижением. Теперь, когда двери гаража открылись, в его рыбьих водянистых глазах затеплилось нечто отдаленно напоминающее движение. Словно на дне застоявшегося пруда заворочалась изможденная больная рыба, пытаясь принять более удобное положение, взбаламучивая илом и грязью воду.
– Ну, че стоять на морозе? – рассудительно проговорил Сапог. – Давай к нам.
Проходя мимо отца, Сапог поймал его осуждающий взгляд и холодно улыбнулся в ответ.
Они расположились в комнате с печкой, возле которой начал суетиться Леха.
– Ща согреемся, – пообещал он, закладывая внутрь поленья и раздувая угли.
Сапог опустил голову, с интересом разглядывая стоптанные кроссовки вновь прибывшего гостя. Разбитые, грязно-серые, изжеванные, с отслаивающейся подошвой и без шнурков, они выглядели так, словно Керосин совершил в них кругосветное путешествие и останавливаться на достигнутом не собирался.
– Ждали телок с сиськами, а прикандыбал Керосин, – нараспев проговорил Сапог. – Причем с хреном вместо сисек и с костылем.
Бродяга изобразил отталкивающую гримасу, что, вероятно, означало улыбку.
Сапог поднял глаза.
– Ты херово выглядишь, Керосин. Что удивительно, если взять в расчет, что на зоне парился я, а не ты. Ты уж не огорчайся. Тебя словно засунули в помойный бак, и ты там уснул и дрых все время, пока на тебя кидали и выливали всякое дерьмо, а проснулся через пару лет, когда про этот бак вспомнили и его наконец-то отвезли на свалку. Три года назад ты выглядел совсем по-другому.
Кряхтя и подволакивая ногу, Керосин тяжело опустился на тахту, поставив костыль рядом.
– Замерз я, парни, – бесцветно сказал он, будто и не слыша обличительно-жесткую речь Сапога.
– Оно и видно, – хмыкнул Леха, раздувая огонь. – Каким ветром тебя сюда занесло?!
Керосин уставился на него ничего не выражающим взглядом.
– На вертолете. На голубом вертолете, – сказал он и неожиданно хихикнул. – С волшебником.
Сапог нахмурился.
– Ты че, приход уже словил? И это… Ты давай, про голубые вертолеты завязывай. В другой компании будешь
