внутренней гетерогенности каждого отдельного случая.
Используя сравнения в качестве инструмента написания истории мира, надо помнить о двух серьезных проблемах. Во-первых, это призрак телеологии. Сравнения делаются с помощью единой мерки, то есть индивидуальные случаи сопоставляются с неким стандартом, даже если этот стандарт эксплицитно не определен. Зачастую в одном из рассматриваемых случаев развитие выглядит менее впечатляющим, и тогда используется риторика «недостаточности» для того, чтобы описать различные виды отставания и ситуации «пока еще не…». Во-вторых, сравнение – особенно в его социологической инкарнации, как «систематическое сравнение», – обычно страдает от того, что можно назвать мнимой автономией. Два случая рассматриваются как различные и по сути независимые друг от друга, поскольку слишком тесный контакт обязательно усложнит – или, говоря языком социальных наук, «контаминирует» – итоговые выводы. Поэтому многие макросравнения исходят из предположения, что их объекты развивались более-менее независимо друг от друга[70].
Одним из следствий этих двух факторов – телеологии и мнимой автономии – является нарратив уникальности, который давно и прочно поселился в книгах по истории. Целые страны – наиболее известны Германия, Россия и Япония – кажутся сошедшими с некоей стандартной траектории, чтобы двигаться своим особым путем, Sonderweg[71]. Оборотная сторона той же медали – нарративы исключительности, как в случае с Соединенными Штатами. В трудах по всемирной истории пример, который всегда привлекал, по-видимому, наибольшее внимание, – это «европейское чудо», уникальный европейский путь к модерности.
Важно помнить, что подобные нарративы уникальности отчасти порождаются самим сравнительным подходом. Сосредоточившись на социальных изменениях, обусловленных внутренними факторами, а не взаимодействием и обменом, сравнение склонно создавать и воспроизводить нарративы о национальной и/или цивилизационной особости. Это в конечном итоге относится и к ревизионистским исследованиям, на словах выступающим против евроцентричной парадигмы и тех интерпретаций, которые подчеркивают исключительность того или иного пути развития. При сравнении более-менее независимых случаев становится трудно объяснить сходства, и таким исследованиям остается говорить только о чудесах «странных сближений», которые они поневоле раскрыли[72].
Для устранения этих недостатков предлагалось множество способов. Истории заимствований, истории сопряжений, истории связей и обменов (transfer histories, entangled histories, connected histories) – вот наиболее часто упоминаемые из них[73]. В центре их внимания – перемещения людей, идей и вещей через границы. Очевидно, что сравнения и истории заимствований не исключают друг друга: бóльшая часть объектов исследований имеет в качестве общего элемента
См. недавнюю оценку компаративного метода:
Особый путь (
