порядок знания. Во многих странах «история» как таковая в течение долгого времени фактически уравнивалась с национальной историей своей страны: большинство итальянских историков занимаются Италией, большая часть их корейских коллег – Кореей. Практически повсеместно целые поколения студентов знакомились с историей по учебникам, рассказывающим о национальном прошлом. На этом фоне тезисы глобальной истории звучат как призыв к восприятию себя частью целого, к более широкому видению мира. Прошлое других стран и народов – это тоже определенные истории. История – не только наше прошлое, но и прошлое всех других.
И даже там, где исторические факультеты укомплектованы преподавателями, готовыми к более широкому подходу, курсы, которые они читают, тяготеют к представлению историй государств и цивилизаций как изолированных монад. Китайские учебники по мировой истории, например, полностью исключают историю Китая, поскольку национальное прошлое «проходят» на другой кафедре. Разделение исторической реальности на отечественную и всемирную историю, или на «историю» и «страноведение», означает, что существенные параллели и сопряжения оказываются вне поля зрения ученых. Глобальная история, помимо прочего, – призыв к преодолению подобной фрагментации; ее задача – прийти к более многостороннему пониманию взаимодействий и взаимозависимостей, образующих современный мир.
Глобальная история, разумеется, не панацея от всех бед и даже не качественно лучший, чем другие, метод. Это только один из возможных подходов. Он лучше приспособлен для решения одних вопросов и проблем и меньше – для других. Глобальная история занимается прежде всего мобильностью и обменом, процессами, преодолевающими разграничения и границы. Взаимосвязанный мир для нее – отправная точка, а главные ее темы – обращение и обмен вещей, людей, идей и институций.
Предварительно и заведомо широко глобальную историю можно определить как форму исторического анализа, при котором явления, события и процессы рассматриваются в глобальных контекстах. Среди ученых, однако, нет единства по вопросу о том, как лучше достичь подобного результата. Множество других подходов – от компаративной и транснациональной, всемирной и «большой» истории до постколониальных исследований и истории глобализации – борются сегодня за внимание научного сообщества. Так же как и глобальная история, они пытаются справиться с задачей связать прошлое воедино.
Каждая из этих научных парадигм выдвигает на первый план что-то свое, и наиболее влиятельные подходы мы рассмотрим в третьей главе. Однако не следует преувеличивать различия: между разными вариантами есть много пересекающихся областей и методологических схождений. На самом деле очень трудно точно определить, в чем состоит специфика и уникальность глобальной истории. Не станет легче и от попытки показать, как функционирует это понятие на практике. Даже поверхностное
