же касается Протасовой 1-й, то рецензенты отзывались о ней, в общем, сдержанно, как об «актрисе далеко не первой руки», или же если хорошей – только «на второе амплуа». Но она, судя по всему, была умной, добросовестной, обладающей чувством меры актрисой и, кроме того (не в пример своему мужу), всегда твердо учила роли. Она была миловидна, обаятельна, как и ее младшая сестра М.Г. Протасова, тоже артистка Харьковского театра. В свое время, будучи на гастролях в Вознесенске в 1837 году, Протасовоймладшей увлекался Щепкин…
Соленик находился на харьковской сцене все 40-е годы – годы расцвета своего таланта. Его гастрольные поездки в другие города были непродолжительны. Только в 1842–1843 годах по причинам, которые станут понятны позже, Соленик уезжал вместе с женой из Харькова и выступал на сцене курского театра[35].
В 40-е годы были предприняты новые и опять безуспешные попытки переманить Соленика в столичные театры. «Соленика приглашали на сцену и в Москву и в Петербург, – писал харьковский старожил В. Пашков, – но он не поехал, с Харьковом он, так сказать, сросся»[36].
За Солеником все более закреплялся титул «харьковского актера».
Что же представлял собой в 40-е годы харьковский театр?
Сильный толчок его развитию был дан Млотковским.
Людвиг Юрьевич Млотковский родился в конце XVIII века в польской дворянской семье. Интересные данные о нем приводит Е. Розен в своих неопубликованных «Записках правоведа»: оказывается, Млотковский был отдан родителями в училище иезуитов, но по страсти своей к театру бежал в Киев и сделался актером[37].
Рослый, красивый молодой человек, он вскоре занял «амплуа трагика и драматического любовника» и, надо сказать, исполнял порученные ему роли с горячим рвением и в полном согласии с тогдашними понятиями. Он действовал на зрителей напором, силой, как на неприятельский стан, не давая ему опомниться. Его искусство, по воспоминаниям другого мемуариста, «киевского театрала», «сводилось к диким крикам, которые сменялись каким-то свистящим шепотом, причем артист пощелкивал зубами, выворачивал глаза и в сильном пафосе, со всего размаха, бросался во весь рост на пол»[38]. Может быть, «киевский театрал» и преувеличивал в целях достижения комического эффекта, но даже самые ярые поклонники таланта Млотковского не могли не признать, что лучше всего ему удавались две роли: безумного и немого, то есть те, где не требовалось имитировать высокие героические страсти и где можно было обходиться одной мимикой, не выдавая своего сложного русско-польско-украинского выговора; мимика же Млотковского «за все с ним примиряла»… возможно, Млотковский, как и Штейн, тяжело переживал неудачу своей артистической карьеры, но для истории русского театра этот факт оказался плодотворным: таланты антрепренера встречались все же гораздо реже, чем таланты актера.
Млотковский был необыкновенно деятельным, беспокойным антрепренером. Став им, он почти перестал играть сам и всю энергию своей
Ол. Кисиль пишет: «В период с 1843 по 1850 г. Документально не подтверждается его (Соленика. – Ю.М.) пребывание в Харькове лишь в гг. 1845 и 46». Но он пользовался только местной прессой и не учел ряд статей в «Репертуаре и Пантеоне», которые подтверждают пребывание Соленика в 1845 году в Харькове. Кроме того, из театрального дневника, приписываемого Вольховскому, мы узнаем о пребывании Соленика в составе харьковской труппы в 1846 г., по крайней мере – осенью 1846 г.
См.: Багалей Д., Миллер Д. Указ. соч. Т. 2. С. 825.
См.: Розен Е. Записки правоведа. Рукопись, тетрадь № 16, архив ГЦТМ им. Бахрушина. Но Розен ошибочно считает, что Млотковский впервые выступил у Штейна. Еще до Штейна Млотковский выступал в польской труппе под дирекцией Ленкавского (афишный фонд Киевского театрального музея; афиша представления от 20 мая 1822; инв. № 16758). Самое раннее из известных нам упоминаний имени Млотковского – в сентябре 1816 г. – в афише труппы Змиевского (инв. № 42293/1).
Южный край. 1895. № 4901.
