кухне мама складывала в пластиковый контейнер крупные ломти кукурузного хлеба. Она расчесала стриженные лесенкой волосы до плеч, и те блестели на свету. Мама принарядилась: тугие джинсы клеш, обтягивающий белый свитер и массивное бирюзовое индейское ожерелье с бусинами в виде цветков тыквы, купленное несколько лет назад в индейской резервации. Ей явно хотелось произвести впечатление.
Мама рассеянно закрыла крышку судка, и из него вышел воздух со звуком, похожим на отрыжку.
– Боишься, да?
– С чего ты взяла? – бегло улыбнулась мама, но глаза ее оставались серьезными. Она накрасилась, чего давно не делала, и выглядела ярко и красиво.
– Помнишь, что было на ярмарке?
– Это другое дело. Тот парень хотел его обмануть.
Но Лени-то помнила, как было на самом деле. Они прекрасно проводили время на ярмарке штата, пока папа не надулся пива. Потом какой-то парень принялся заигрывать с мамой (а она с ним), и папа озверел. Толкнул парня, так что тот едва не разбил себе башку об опору пивной палатки, и заорал на всю ярмарку. Явилась охрана, но папа разбушевался не на шутку, и пришлось вызвать полицию. Лени с ужасом заметила, что за дракой наблюдали двое ее одноклассников. Они видели, как папу волокли в патрульную машину.
Дверь домика открылась, и вошел отец.
– Ну что, красавицы, готовы веселиться?
– А то, – тут же ответила мама и улыбнулась.
– Тогда поехали.
Они забрались в автобус и отправились в гости. Через считаные минуты – по прямой бы и четверти мили не набралось – подъехали к железным воротам с белесым коровьим черепом. Ворота были гостеприимно распахнуты.
Подворье Уокеров. Их ближайших соседей.
Папа медленно въехал в ворота. Подъездная дорожка (две ленты примятой травы, которые вились вверх-вниз по заросшему лишайником участку) лениво змеилась меж тоненьких черных еловых стволов. Сквозь прогалину слева Лени увидела вдалеке голубое пятно, однако вид открылся, лишь когда они выбрались на поляну.
– Ого, – сказала мама.
Они очутились на плоском утесе над тихой голубой бухтой. На огромном, заросшем травой пространстве вырубили все деревья, кроме нескольких самых красивых.
На холме над утесом, точно корона, возвышался двухэтажный бревенчатый дом. Треугольный фасад украшали огромные трапециевидные окна. Дом опоясывала веранда, выдаваясь вперед, точно нос гигантского корабля, выброшенного бурей на берег и навеки обреченного гнить на суше, глядя на родную стихию. На веранде стояли разрозненные стулья, обращенные к открывавшемуся с утеса великолепному виду. По другую сторону дома виднелись загоны, там обитали коровы, козы, куры и утки. В доходившей до колена траве там и сям валялись мотки колючей проволоки, деревянные поддоны и клети, тут же стоял сломанный трактор, лежал ржавый экскаваторный ковш, торчали корпуса машин – одни вышли из строя, другие дышали на ладан. Неподалеку от маленькой деревянной постройки, над которой клубился дым, сгрудились ульи. Чуть в стороне Лени заметила остроконечную крышу уборной.
У
