вы не думайте, я тут ни при чем, – извиняющимся тоном сказала миссис Герхардт. – Я знаю, вы любите Дженни и не хотите ей зла. Вы столько сделали для нее и для всех нас, мистер Брэндер, мне прямо совестно, что я не пускаю ее к вам.
– Ничего, миссис Герхардт, – сказал он спокойно. – Вы правильно поступили. Я вас нимало не осуждаю. Но меня возмущает, что по отелю ходят такие сплетни. Посмотрим, кто тут виноват.
Миссис Герхардт побледнела от волнения. Она боялась, что оскорбила человека, который так много для них сделал. Если бы только сказать ему, объяснить все, чтобы он не думал, будто это она распускает сплетни. Она так боялась скандала.
– Я хотела как лучше, – сказала она наконец.
– Вы совершенно правы, – ответил он. – Я очень люблю Дженни. Мне всегда приятно, когда она приходит. Я желаю ей добра, но, может быть, лучше, чтобы она не приходила, по крайней мере в ближайшее время.
В тот вечер сенатор снова сидел в своем кресле и размышлял над тем, что произошло. Оказывается, Дженни дорога ему, гораздо дороже, чем он думал. Теперь, когда у него не было больше надежды видеть ее у себя, он стал понимать, как много значили для него ее короткие посещения. Он тщательно обдумал все и понял, что сплетен в отеле не избежать: видно, он и впрямь поставил девушку в очень неудобное положение.
«Пожалуй, следует покончить с этой историей, – думал он. – Я вел себя слишком неразумно».
Придя к такому заключению, Брэндер отправился в Вашингтон и жил там, пока не истек срок его сенаторских полномочий. Затем вернулся в Колумбус и стал ждать, что президент из дружеского расположения поручит ему какой-нибудь ответственный пост за границей. Но ему не удавалось забыть Дженни. Чем дольше он оставался вдали от нее, тем больше жаждал опять ее увидеть. Обосновавшись снова на старом месте, Брэндер в одно прекрасное утро взял трость и зашагал хорошо знакомой дорогой. Поравнявшись с домом Герхардтов, он решил зайти, постучал у дверей и был встречен удивленными и почтительными улыбками миссис Герхардт и ее дочери. Он неопределенно пояснил, что был в отъезде, и завел речь о стирке, как будто ради этого и пришел. Потом, когда ему посчастливилось остаться на несколько минут наедине с Дженни, он храбро приступил к делу.
– Хотите завтра вечером со мной покататься? – спросил он.
– Хочу, – ответила Дженни, для которой такое развлечение было ново и заманчиво.
Брэндер с улыбкой потрепал ее по щеке, радуясь, как мальчишка, что снова ее видит.
Казалось, она хорошеет с каждым днем. В белоснежном переднике, с туго заплетенными косами вокруг головы, она была так мила, что трудно было не залюбоваться ею.
Брэндер подождал возвращения миссис Герхардт и поднялся – ему больше незачем было оставаться.
– Завтра вечером я собираюсь с вашей дочкой на прогулку, – сказал он. – Хочу с нею побеседовать о ее будущем.
– Ну что ж, – сказала мать.
Она не видела в этом ничего предосудительного. Они расстались, обменявшись множеством улыбок и рукопожатий.
– Золотое
