не думать о том, что могло так задержать царицу на пути домой. Шторм? Пираты? Недруги? Если его не терзала мучительная головная боль, сопровождаемая светобоязнью и непереносимостью любых громких звуков, Минос мог днями напролет сидеть над какими-то планами, схемами, докладами, забывая обо всех окружающих. Взгляд впивался в письмена, а волосы, колеблемые потоками воздуха из окон, все больше серебрились сединой. Тени под глазами становились гуще, а мелкие трещинки морщинок превращались в ущелья, лощины и обрывы, проходя по которым, топограф не долго бы размышлял над названиями: «Тревога», «Томительное ожидание», «Усталость», «Беспокойство», «Страх».
Правда в те далекие времена топографов на Крите, конечно, не было. Как не было современных подробных карт, туристических путеводителей, ровных асфальтовых дорог и фешенебельных отелей. Зато было много такого, о чем мы сейчас можем только мечтать, например, волшебные существа самых невероятных мастей и видов, неизведанные и таинственные места, могущественные магические силы и, конечно, интереснейшие события, многократно искаженные отголоски которых дошли до нас эхом мифов, сказок, легенд, поговорок, примет и обычаев.
Временами ванакс, а именно так звучал царский титул на минойском языке, отрывался от дел и как будто к чему-то прислушивался. Словно ждал, что вот-вот его прекрасная среброкудрая Пасифая войдет в двери, принесет ему успокаивающего травяного вара, тепло, нежно обнимет за плачи и скажет:
– Ну все, царственный мой супруг, государство-государством, но пора и поужинать, и с детьми без тебя сладу нет. Говорят, Ариадна сегодня опять довела до белого каления жриц тем, что отказалась облачаться в парадное платье для приема египтян и явилась на службу в Главное святилище в «неподобающем виде». Служанки донесли, что у нее и перья в волосах торчали, – добавляет она с улыбкой, – и солома. Наверное, опять с Икаром в птичнике или в зверинце были…
Но тени воспоминаний быстро таяли, и Минос оставался один на один со своей тревогой и заботами. Пасифая была далеко, да и все дети, кроме самой младшей Ариадны, разъехались кто куда.
Старшая дочь Миноса Федра, уже два года после замужества жила на Стронгиле. Поговаривали, что с появлением Федры Аталассос, столица Круглого Острова, наконец-то, обрел правителя с твердой рукой и железной волей, хотя формально критская принцесса стала лишь супругой царя Плутоса и Верховной Жрицей.
Стоит сказать, что быть жрицей в минойском мире было очень почетно. К этому стремились многие критянки и жительницы других островных и материковых городов, ежегодно прибывающие в Кноссос на обучение. Однако мало кто допускался в самые охраняемые внутренние святилища дворца, а еще меньше было посвящено в сокровенные тайны женского жреческого Знания. Несмотря на то, что царем именовался Минос, именно они, молитвенницы и ведуньи, предсказательницы и целительницы считались главной опорой государства, его движущей силой, его полноправными соправительницами.
