style="font-size:15px;"> Я – поломка, и у меня есть пара отталкивающих свойств.
Первое – сама я, как вечный недуг для всякой исправности, исторгаемый вышедшими сроками оправданности, которую извлекают все и для всех. Причем я поражаю механизмы в минуты, когда нет рядом кого-то, кто бы меня исправил или придумал такой способ моего устранения, благодаря которому не пришлось бы предугадывать моего появления в будущем.
Я порчу механизмы, призванные обеспечивать своей слаженной работой успех тем, кто рассчитывает на него как никогда, при этом я не вижу для себя пользы из моего дара – а для того, чтобы что-то красиво испортить, нужно иметь чувство прекрасного.
Вероятно, он у меня есть – хотелось бы так думать.
И второе – это о представлении небанальности всякой поломки, а также знаний и опыта специалиста, четким движениям которого подчиняется инструмент с самым непокорным нравом. Его руки внушают всему дисциплину.
Я – поломка, и люди, сталкивающиеся с моим влиянием – а я бы не смогла не влиять – обнадеживают себя – впрочем, так они отгоняют от себя мысль о признании моей неизбежности – обнадеживают себя тем, что достаточно знать, с чего следует начать, чтобы исправление меня было быстрым.
Я – поломка, и моя главная цель – то, что определяет меня как разумный ответ всякой исправности – не позволять думать, будто есть шанс оправдать мою несерьезность.
Как-то я повстречалась с инструментом, мнившим себя панацеей от меня.
– Я поломка, – заявила я.
– А я инструмент, который тебя исправит, – ответил он.
– Но ведь ты тоже обязательно сломаешься! – воскликнула я.
– Да, однако прежде ты будешь исправлена, – тут же добавил он.
– Я всегда первая, – похвасталась я.
– А я всегда второй, – радостно подхватил он.
– Можем ли мы друг без друга?
– Лично мы – да!
– Я поломка и для себя я идеальна и замечательна.
– А я инструмент, который исправляет тебя. Я в восторге от себя!
Отношения между инструментом, с помощью которого чинят поломки, и самой поломкой – это спор, и выгоду от него получает лишь тот, кто ищет ее и потом, добившись, пускает на создание новых инструментов, годных для починки новых поломок.
Я говорю, например, уже неисправным механизмам:
«Разве я не позволяю вам хотя бы на миг отдохнуть от собственной исправной работы и побыть в гармонии только со своим материалом, из которого вас сделали, и своими изящными формами и возможностями?»
«Разве я не жалею ваши материал и мелкие детали, усложняющие вашу суть?»
«Разве вы не хотите меня поблагодарить за всё?»
Однако все мои вопросы разбиваются об их непреступные цитадели молчаливого созерцания размеров своих неполадок, способов моего устранения и – почему бы
