физиономия другого демонстрировала презрительную скуку, однако первое могло быть не менее ошибочным, чем второе, а я знал, что выражению лица Брайерли доверять нельзя. Асессор вовсе не скучал – он был возмущен, значит, и Джим, вероятно, не был наглым, что вполне согласовывалось с моей теорией. Я решил, что парень потерял всякую надежду. Вот тогда-то я и встретился с ним взглядом. Взгляд, какой он мне бросил, убивал всякое желание с ним заговорить. Какую бы гипотезу я ни развивал – бесстыдство или отчаяние, – я чувствовал, что ничем не могу помочь Джиму.
Шел второй день разбора дела «Патны». Вскоре после того, как мы с Джимом обменялись взглядами, заседание прервали до завтра. Белые посетители начали пробираться к выходу. Джиму еще раньше предложили покинуть конторку, за которой он стоял, отвечая на вопросы, и он вышел одним из первых. Я видел его широкие плечи и голову в светлом пятне распахнутой двери. Пока я медленно продвигался к выходу, с кем-то разговаривая на ходу, меня задержал, обратившись ко мне, какой-то совершенно незнакомый человек. Я не упускал Джима из поля зрения: он стоял, облокотившись о балюстраду веранды, спиной к публике, спускавшейся по ступеням. Повсюду слышались тихие голоса и шарканье ног.
Теперь в зале должно было слушаться дело о нанесении побоев какому-то ростовщику. Обвиняемый, почтенный на вид крестьянин с длинной белой бородой, сидел на циновке как раз за дверью, вокруг него расположились на корточках и стоя его сыновья, дочери, зятья, жены – полагаю, добрая половина деревни. Стройная темнокожая женщина с полуобнаженной спиной, голым черным плечом и тонким золотым кольцом, продетым в ноздри, вдруг заговорила пронзительно и крикливо. Мой собеседник невольно поднял глаза. Мы с ним уже выбрались из залы и очутились как раз за широкой спиной Джима.
До сих пор не знаю, кто привел к зданию желтую собаку: может, эти крестьяне? Как бы то ни было, но туземная псина крутилась здесь, шныряя между ногами прохожих. Мой спутник неловко споткнулся о нее, она пугливо отскочила в сторону, а он произнес с тихим смешком:
– Вот ведь трусливая тварь!
Вслед за этим людской поток разъединил нас. Меня на секунду приперли к стене, а мой собеседник спустился по ступеням и исчез. Я видел, как Джим круто обернулся, шагнул вперед и преградил мне дорогу. Мы стояли друг против друга, и он смотрел на меня с видом упрямым и решительным. Я чувствовал себя так, словно меня остановили в дремучем лесу. Веранда к тому времени опустела, шум в зале суда затих, наступила полная тишина, и только откуда-то со стороны доносился жалобный визг. Собака, не успевшая проскользнуть в дверь, уселась у порога и стала ловить мух.
– Вы мне что-то сказали? – тихо спросил Джим, наклоняясь вперед так, словно наступал на меня.
Я удивился, но тотчас же ответил:
– Нет.
Что-то в звуке его голоса подсказало мне, что надо держаться настороже. Я пристально посмотрел на него. У меня создалось
