шансов поведать миру нечто такое, что способно было бы удивить ко всему привыкшее человечество. И только в моменты душевного откровения и откровенного желания найти существо иного пола, которому можно было бы излить всего себя или вобрать его в глубину своего существа, наслаждаясь единением инь и ян, сошедших просто-таки с ума от восторга этой встречи, в человеке пробуждаются силы неведомого до этого остроумия и такой умственной потенции, что встают у всех волосы дыбом от шевеления в мозгу извилин.
Мой настойчивый любовник, как только мы оказались вдвоем в комнате, проявил такую невообразимую активность, что лишил меня сил к малейшему сопротивлению. Это был шторм, когда ты только встаешь от сбившей тебя с ног волны, а сверху накатывает другая, и ты с головой уходишь под воду, захлебываясь и задыхаясь, думая только о том, чтобы хоть как-то выжить, – других мыслей нет. По окончании бури – при полном штиле и мирном чаепитие наедине – в полутемном, полуобморочном состоянии я спросила его: «Pourquoi? Почему, любимый? Что это было?». Опустив стыдливо глаза в пол (какое противоречие чувств), он ответил: «Я подумал: никто не знает, что будет завтра. А вдруг я сегодня ночью умру? И умирая, осознать вдруг, что я пил с тобой чай и, безумно желая тебя, даже не овладел тобою… На фига мне, скажи, тогда этот чай»? Кто-то посчитает это высказывание пошлостью, кто-то назовет философией. И оба они будут правы, потому что не каждому дано искренне делать то, в чем он искренне убежден (при условии, конечно, что другой разделяет его убеждения). Жить по вере своей – большая смелость. Если бы это сказал Лев Толстой – другое дело: мы бы выбили слова сии на скрижалях как цитату, и в копилку мировой мудрости упала бы со звоном золотая монетка: мир бы оглох от этого звука. Но мы – просто прохожие по городу и по жизни, не претендуем на лавры (пусть себе растут и благоухают в Греции). Кстати, о Греции: по утверждению французского еженедельника «Поинт», в Греции на 1000 человек приходится 18 долгожителей, переваливших столетний рубеж, то есть там их больше всего. И не только из-за того, что чудный воздух, средиземноморская диета, а потому, что это самая любвеобильная нация: они занимаются любовью в среднем 138 раз в год, а именно: 3 раза в неделю, тогда как в других сорока тестируемых странах – 103 раза в год. «Если секс увеличивает продолжительность жизни, я буду жить вечно». Вот мы и вернулись к народной мудрости. Ее почему-то никто не считает плагиатом, хотя: какие основания? Ведь кто-то же один это сказал когда-то, а не все хором. Просто о нем забыли. Мне захотелось написать несерьезную книжку о серьезном (книга – самый лучший друг: не нудит, есть не просит, сигареты не стреляет). О чем она? «Я люблю ни о чем, это действительно то, в чем я разбираюсь»[1]. Я утверждаю, что каждый из нас имеет все шансы хоть раз в жизни родить великую мысль, и она, ставши всеобщим достоянием, не возвеличит нас, конечно, но возрадует сердце ближнего. А с ближним что надо делать? Правильно: ближнего надо любить (можно и дальнего тоже любить, благо, транспортные средства существуют уже повсеместно). Библия учит любить ближнего своего, а Камасутра объясняет – как именно. Я хочу войти в ту самую реку, в которую, как утверждал мудрый грек, можно войти только один раз, и пусть поток несет нас на одной волне нашей бурлящей речи.
С утра в понедельник: 1) выпить кофе, 2) перезагрузить наконец компьютер, 3) пока грузится – постричь ногти, 4) после – начать новую жизнь. А вообще, ненавижу понедельники, особенно когда это вторники. Представление о том, что писатель – учитель жизни, а художественное произведение – учебник ее, ну а читатель, соответственно, сопливый ученик, сразу поднимает планку на такую высоту, с которой птицы не какают, а если и делают это, то ничего на землю не долетает. Писатель тоже человек, и ему иногда снятся сны: кошмарные и даже эротические (в те периоды, когда сублимация сексуальной энергии не переходит в творческую почему-то и «не втыкает»). Он в какой-то мере отражает современное состояние языка: старое разрушает и создает новое, иногда делая это играючи. В конце концов, полезные, умные мысли можно высказать и без особого напряжения, потому как всё гениальное просто, к тому же мудрость не всегда приходит с возрастом, бывает, что возраст приходит один… Так что «Если вы всерьёз хотите разочаровать родителей, а к гомосексуализму у вас душа не лежит, идите в искусство!», – говаривал Курт Воннегут. Творчество – это и есть нарушение норм. Хочется просто жить, а не проживать. Я стала ощущать эту разницу спинномозговой жидкостью – всеми соками, бурлящими во мне по весне (да и по зиме тоже бывает – закипает что-то, непонятно, с чем оно связано, ведь главное – чтобы грело меня и хорошо бы еще кого-нибудь). А то настроение сейчас такое, что хочется крикнуть: «Скучно мне с вами! Пойдите «убейтесь ап стену»! А я, пожалуй, «пайду выпью йаду». Это «на албанском» языке (кто не знает), по-русски говоря, на интернетовском разговорном. К русскому литературному он имеет довольно приблизительное отношение: редко выражает смысл, но всегда выражает чувства. Бывают же такие состояния в человеческом организме, когда словосочетание «мысль изреченная есть ложь» более чем объясняет суть происходящего в этом самом организме. Тогда хочется плакать, смеяться, выть на луну, разговаривать матом, а в лучшем случае – изъясняться «по-албански» с теми, кто сам переживает такую же нечленораздельную
Оскар Уайльд.
