снежных,от алюминиевых.
Сколько их было, нежных?
Сколько осталось их?
Чьи это листья, вещи,
наволочка, ночлег?
Это ложится вещий
с неба упавший снег.
«Волынки плач овцы. Грамматика двойная…»
Волынки плач овцы. Грамматика двойная.
И ангелов нытьё и визготня.
Стоять, стоять, очей из тьмы не вынимая,
ступнями отбиваясь от огня.
Волынки детский плач. Печаль полунемая.
Двуспальная железная кровать.
Лететь, лететь, крыло в чернила окуная,
и – белое – из бездны вырывать.
«Всё больше интонации, тумана…»
Всё больше интонации, тумана,
всё меньше слов, как осенью – вдвоём,
как этот подстаканник без стакана:
уже понятен времени объём.
Где виден лес, там в озере прореха —
вернее, в небе, в пазухе его,
где осень остывает, словно эхо
грядущего молчанья твоего.
«Шёпотом дождь поёт. Значит, вот-вот зурна…»
Шёпотом дождь поёт. Значит, вот-вот зурна
вступит и замолчит. Кукла больна. Она
смотрит не из себя, а из земли сквозь нас
в бездну, и вновь в себя – не закрывая глаз.
Пухом земля – земле. Снегом земля – душе.
Хлеб с золотой ноздрёй весь отражён в ноже.
Осень сошла с ума. Осень сошла с ума.
Осень сошла с ума. Значит, уже зима.
«Снег в форме машины едет издалека…»
Снег в форме машины едет издалека,
снег в форме деревьев лесом стоит, пока
снег в форме мужчины ищет в толпе огня
и пролетает мимо в форме тебя, меня,
города и деревни, ветра в моей глуши
белого – в форме снега – шире живой души, —
и переходит в поле, где его из-под век
бездны не проморгает плачущий человек.
«Ты откуда, сигаретный…»
Ты откуда, сигаретный,
коли губы на замок,
мимолётный, неконкретный,
умирающий дымок?
Только ангел в чистом поле
жадно курит разве что
от чужой сердечной боли
в голубой рукав пальто…
«Поздняя осень. В пейзаже…»
Поздняя осень. В пейзаже,
кажется, больше золы,
чем чернозёма и сажи,
если не трогать углы.
Снегом твоим пролетая,
вижу в прореху крыла:
кончилась нить золотая —
белая нитка пошла.
«Упираясь лбом в звезду…»
Упираясь лбом в звезду,
чувствую, как тесно Богу.
В валенках на босу ногу
ночью выйду на дорогу
и уйду…
«Ты знаешь изначально…»
Ты знаешь изначально —
чем глубже, тем больней:
не истина печальна,
а приближенье к ней.
Не бабочек-снежинок
междоусобный дым,
а зренья
