лампой электрическойаорист новосигматический,
и, будто бог в одежде греческой,
нас освещает по-отечески:
ну как, не подавились коржиком,
Бетховены, Шопены, Дворжаки?
Всё балуетесь джазом, мужики,
за ужином – базар на суржике.
Кому мы, в нашем муравейнике,
нужны, как нифеля в кофейнике,
из базиса парашютированные,
ждём коронарного шунтирования.
Здесь, между Винтиком и Шпунтиком,
готовится анкета с пунктиком.
А я – девчонке губы банти.com
дал фору, притворившись антиком.
Пусть пыль с меня сметает кисточкой,
игриво называет кисочкой.
А повернётся, сев на корточки —
уже без лифчика под кофточкой.
В концерте
Здесь, понимающим, всё по уху,
а по глазам – смычками узкими.
Литавры гаснут. Аки посуху,
сквозь слёзы выступает музыка.
Не все взволнованно заплакали,
я, например, забрёл за самками —
перебирают, в трансе, лапками,
порезав пальчики программками.
Скрипичный ключ томится в паузе,
его не замечают зрители.
Он, в кобуре рояля – маузер,
задушенный предохранителем.
Весенний шум
Рыть огороды мается народ,
выть в схватках родовых, бряцать на стансах.
ходить в поход. Суть этого – в нюансах
разрядов грозовых, FM частот.
Прыщ на носу и тот стремится – в позу.
Трава себя же лепит из золы.
Любая мелочь вдруг приносит бользу —
крапива во дворе, укус пчелы.
В потоке ветра тёплого с залива
сквозит дыханье клейкого листка —
лови его, как бусину соска,
выслеживая вновь щекой счастливой.
Самолётик
Погуще пыль, пожиже тёплый воздух,
дремучий вечер липами разжат.
Вселенная сдувается сквозь звёзды
со звуком засыпающих мышат.
Одна любовь не мается в заботе,
в неё перпетуум мобиле вплетён —
витает, как бумажный самолётик
своим воздушно-капельным путём.
Отчаянье сколачивает ящик,
но обретёт устойчивость сома
из вакуума всяк сюда летящий,
кто всё-таки не выжил из ума,
из кожи, из молекулы зачатья
самой любви, читай – небытия…
чтоб в пыточной её стонать от счастья
и задыхаться воздухом ея!
Первая любовь
Весь опыт – за спиною в школьном ранце,
но почему, прозрением дразня,
простая цепь химических реакций
так тяготит и радует меня?
Что наполняет негой каждый кластер —
в шестнадцать лет звонок на перекур.
Там, где мелькнула лисья морда страсти,
прольёт огни на ёлку Байконур.
Умыт дождём, декабрь летит с катушек,
ходулен по асфальту каждый шаг.
Не
