пока, значитца, не видал, но – знаю. Сказывала моя Матрена, что на реках сплавных дно просто-напросто топляками выстлано – вытаскивай да используй по надобности. А я ей верю – она по молодости с мужем на сплав хаживала. Так что стоит поискать.
– Ну, ищи, вытаскивай – да пупок, смотри, не надорви.
С тем сердечным пожеланием мастеров Степан и отправился искать мореную древесину. Да еще с помощью Матрены Сыромятниковой, которая взялась быть проводником по молевым речкам. И ведь нашел, привез на заводской двор несколько тяжеленных бревен, пилить их замучился – твердая, подобно камню, древесина за несколько прогонов тупила зубья пил так, что их приходилось снова и снова затачивать, – но все-таки заготовил несколько чурбаков, из которых своими старыми испытанными столярными инструментами выдолбил и вырезал макеты цилиндров и поршней – любо-дорого посмотреть. И поверхности отливок получились гладкие – без раковин, наплывов и прочих неприятностей, по крайней мере, крупных. А мелкие уберут слесари – той же шабровкой и полировкой. Кстати говоря, пока Степан работал с макетами, Дедулин испробовал для полировки разные виды глин из окрестностей Петровского Завода и, похоже, нашел подходящий состав. Конечно, не то, что у англичан, но работать можно.
Казакевич был страшно доволен результатами, особенно отливками по макетам Шлыка. Единственно, что озаботило, – это всего лишь разовая их пригодность: все-таки поверхность дерева хоть немного да обугливалась, и для повторной отливки макеты уже не годились.
– Ничаво, – добродушно сказал Степан, – я их, сколь надо, столь, значитца, и наделаю.
Вечером, после работы, он рассказал Матрене об удачном испытании своих поделок, и она на радостях накрыла праздничный стол. Из погреба были извлечены копчености – свиной окорок и шейка изюбря, соленые и маринованные грибочки и огурчики, квашеные капуста и черемша; на скорую руку хозяйка потушила молодые побеги папоротника (собранные как раз во время поиска мореной древесины), а на горячее пошла молодая картошка, жаренная с приобретенным по случаю у охотников нежным мясом косули. Ну и, конечно, горькие настоечки – на черемше, рябине, кедровых орешках, лимоннике – для радости мужеской и сладкие наливочки на таежных ягодах – для печали женской. Впрочем, «печали» – это так, от лукавого: у Матрены последние два месяца причин печалиться не было, наоборот – лад да склад между ней и Степаном подталкивал их скорым шагом к венцу. А они и не сопротивлялись: что ж сопротивляться, ежели каждую ночку объятья крепче, поцелуи жарче, а о прочем говорить – найдутся ли слова для восторга и восхищения?
Но за стол Степан с Матреной сели степенно, рядышком, чтобы тепло друг друга ежеминутно чувствовать, чарочки с рубиновыми напитками подняли плавно, глаза в глаза глядючи, но, только тенькнуло стекло о стекло – громкий стук железного калиточного кольца словно развел чарки в стороны: эх, кто-то не вовремя напрашивался в гости!
Матрена привстала – пойти открыть задвижку, но Степан, положив тяжелую руку на мягкое плечо, усадил
