на троне одна.
– Ах, Реи, сейчас ты говоришь, как преданный советник царской особы. Если бы я только ненавидела его не так сильно! И все же я могу подчинить его себе. Я ведь не случайно затеяла нынешнюю игру, от ее исхода зависело мое будущее. Ты видишь – на моем челе его урей! Сначала победил он, это я решила позволить ему выиграть. Что ж, может быть, я и стану его женой, хоть ненавижу лютой ненавистью. Потом начну следующую партию, ставкой будет моя жизнь, любовь и всё, что мне дорого, и эту игру я выиграю, мне будет принадлежать двуглавый урей, двойная корона древнего Кемета, я буду править страной, как некогда правила великая царица Хатшепсут, ведь я сильна, а победа всегда достается сильным.
– Это верно, – ответил я, – но берегись, царевна, как бы боги не обратили твою силу в слабость. У тебя слишком страстная душа, а страсть в душе женщины сродни безрассудству. Сегодня ты ненавидишь, но будь осторожна: завтра ты можешь полюбить.
– Полюбить! – презрительно фыркнула она. – Мериамун не полюбит, пока не встретит мужчину, достойного ее любви!
– И что будет тогда?
– Тогда ее любовь разрушит все препятствия, и горе тем, кто встанет у нее на пути. Прощай, Реи.
Она вдруг заговорила со мной на языке, который знают лишь очень немногие, кроме нее и меня, а читать на нем умеем только мы с ней, это мертвый язык исчезнувшего народа, который жил в глубокой древности в Стране Гор, откуда вышли и наши праотцы[10].
– Я пойду, – сказала Мериамун, и я задрожал, услышав, что она произнесла эти слова на мертвом языке, потому что на нем говорят, лишь замыслив недоброе. – Пойду просить совета, и ты знаешь, у кого. – Она дотронулась до золотой змеи, которую выиграла у царевича.
Я бросился к ее ногам, обнял ее колени, я умолял:
– Дочь моя, о дочь моя, не совершай этого великого преступления! За все царства мира не буди То, что спит, не вдыхай тепло жизни в То, что объято холодом смерти.
Но она лишь покачала головой и отстранила меня.
Старый жрец побледнел, вспоминая эту сцену.
– Что же она задумала? – спросил Скиталец.
– Нет, Скиталец, ты тоже не буди То, что спит, – после долгого молчания ответил он. – На моих устах лежит печать. Я и так рассказал тебе то, чего никому не рассказывал. Не спрашивай меня… Но что это? Они вернулись! Да проклянут их Ра, Пахт и Амон! Да сожрет их в Аменти мерзкая свинья Сета! Да вопьются в их плоть крокодильи зубы Себека, да длятся их терзания вечно!
– Реи, на кого ты насылаешь такие ужасные проклятья? – спросил Скиталец. – И кто это к нам приближается? Я слышу топот толпы и пение.
И в самом деле – мимо дворцовой ограды шла огромная толпа и победно распевала о том, что их бог победил богов Кемета и посрамил его фараона, наслав на страну десять страшных казней.
– Это рабы, мерзкие богохульники и колдуны, – ответил Реи, когда шум шагов и пение стали тише. – Их магия даже сильнее нашей, их вождь был когда-то
Возможно, на этом мертвом языке древнего и ныне забытого народа написаны загадочные и пока не расшифрованные книги, которые время от времени находят в Египте во время раскопок. Одну из таких книг обнаружил в Коптосе жрец одного из местных храмов. «Вся земля была погружена во тьму, но книгу освещал яркий свет луны». Некий писец периода Рамессидов упоминает другой не поддающийся расшифровке древний текст: «Ты говоришь мне, что не можешь разобрать в нем ни слова. Он словно бы окружен стеной, которую никто не может одолеть. Ты посвящен в знания, однако не можешь прочесть. Это меня пугает». Бирш «Журнал», 1877, стр. 61–64. «Папирус Анастаси I», табл. X, 1.8, табл. X, 1.4. Масперо «Древняя История», стр. 66–67. –
