а тут еще этот идол на глазах крутится и девку за собой таскат, бесстыжий. А чья девка-то?
– Тетки Смолянихи. Вся деревня судачила… У нас же как: добрая слава лежнем лежит, худая ветром летит.
– Дак она у Смолянихи приемная, кругла сирота.
– Сироту и обидел, не пожалел, – поплевалась Варуша. – Слух был, в город моталась по пинки[24] – ребенчишка выдавливала.
– Ло-овко – усмехнулась Маруся-толстая. – Как в песне:
Милый в армию поехал,
Не оставил ничего,
Только маленький подарочек —
Ребенок от него…
Дед Киря, который уже давно сердито ерзал на лавочке и виновато косился на сидящего подле Ванюшку, все пытался остановить разошедшихся бабонек, показывая глазами на парнишонку, но те не обращали внимания ни на старика, ни на Ванюшку и судачили, перемывая косточки Алексею и невесте. Наконец старик не вытерпел и сказал в сердцах:
– Ох, сороки, ох, сороки, треплете чо поподя, шипишны ваши языки. Хоть парнишонку постеснялись бы. Ишь раскудахтались, наседки. Верно что бабий язык – ведьмино помело. На себя бы оглянулись. Верно баят: чужие грехи пред очьми, свои за плечьми…
Тут все как бы заметили Ванюшку и немного поприжали языки.
– Ну, Ванюшка, чего тебе братка привез? – сладким голосом пропела Маруся-толстая.
– Брюки мне привез из города, ловкатские такие, рубашку еще, сандали… – Ванюшка стал взахлеб перечислять гостинцы, привезенные Алексеем и тетей Малиной.
– Значит, с головы до ног завалили гостинцами, – усмешливо остановила его Маруся-толстая. – Тетя Малина, говоришь? Ну и как, поглянулась тебе тетя Малина-калина, или как там ее?
Ванюшка покраснел, смущенно потупил глаза и хотел было выпалить им, что тетя Малина добрая, хорошая, а вы все злые, но не осмелился, соскользнул с лавки и побежал к озеру вслед за молодыми.
Что в бабьих пересудах было правдой, что присбиранной кривдой, сказать трудно, – даже сами Краснобаевы, отец с матерью, больше догадывались обо всем по намекам Алексея, который все начистоту выкладывать не думал, – но, как говорят, земля слухами полнится и нет дыма без огня.
IV
Подхохатывая, словно извиняясь, Алексей показывал невесте деревенское житье-бытье, водил в степь собирать кудрявые степные саранки и белые цветы-спички, из которых невеста плела себе веночки, а под вечер катал ее на отцовской лодке – в это время прибрежная улица слушала, как Алексей распевал, а невеста звонко подтягивала:
Мы на лодочке катались…
Не гребли, а целовались…
Потом Алексей с уркаганьей куражливостью и разбитной хрипотцой повел:
Марина, Марина, Марина…
Чудесная девушка ты…
Хотя время для рыбалки не приспело, Алексей утортал чудесную девушку на другую сторону озера, вдоль плеса заросшую камышом, а на песчанном
Ездить по пинки (булавки) – делать аборт.
